Портрет кавалера в голубом камзоле

– Меня привела к вам воля Полины… – продолжала Глория. – Она хочет, чтобы вы отомстили за ее раннюю смерть. Наказали обидчика.

– Клянусь, я сделаю это. Что еще она… передала вам?

– Я сказала достаточно.

Зубов с недоверием вглядывался в ее лицо, в выражение глаз. Он искал фальшь.

– Полина не совершала самоубийства, – добавила Глория.

– Я знаю…

– И служанки Клеопатры тоже не собирались умирать по-настоящему!

Зубов машинально кивнул, потом дрогнул и выпрямился. По его щекам разлилась молочная бледность…

Глава 24

– Служанки? Вы сказали – служанки?

– Именно так…

Глория мысленно призывала всю свою выдержку, чтобы не проявить сомнений. Она не имела понятия о судьбе второй актрисы. Лавров обещал встретиться с той и предостеречь. Вероятно, он еще не успел этого сделать.

– Обе? – переспросил Зубов. – Вы ничего не путаете? Постойте… про Лихвицкую мне известно, – ужасная, нелепая гибель. Но Бузеева… она репетировала Хармиану… Боже! Я сейчас же позвоню режиссеру… Хотя нет! Откуда ему знать?..

Казалось, Зубов забыл о присутствии «медиума» и разговаривал сам с собой.

– Лучше я позвоню… – он достал из кармана мобильный телефон и набрал номер Канавкина. – Черт! Не берет…

– Режиссер не берет трубку?

– Он отключает сотовый, когда работает. Дурацкая привычка! Вы уверены насчет…

– Я ни в чем не уверена…

– Так что же вы меня… пугаете? – напустился на нее Зубов. – Я бог знает что вообразил уже! Я…

Он осекся, виновато опустил голову и бросил телефон на стол.

– Я как в угаре… Простите. Я не имею права срываться…

– Вас можно понять.

– Да? – Его губы тронула странная улыбка. – Неужели в самом деле можно кого-то понять? Вы себя-то хотя бы понимаете?

Он нащупал слабое место. Глорию его последний вопрос поставил в тупик. Разве она не блуждает в собственных лабиринтах, откуда нет выхода? Или все-таки есть?

– Вы один живете?

– В каком смысле? – опешил Зубов.

– В прямом. В этом доме живет еще кто-нибудь, кроме вас?

– Нет… пока нет. Дом большой, он не достроен… Теперь уж нет нужды достраивать. Зачем мне такие хоромы? Я мечтал устроить домашний театр на втором этаже…

– Как у графа Шереметева? В Останкинском дворце?

– Уф-фф-ф… Сравнили! – выкрутился он. – Мне такое не по деньгам. Размах не тот! Ресурсы не те. И сам я не графских кровей, – мужицких. Закваска не та…

– Значит, без прислуги обходитесь? Без охраны?

– Почему? Охранника я нанял… только он во времянке живет. Не люблю посторонних в доме. Если вы имеете в виду помощницу по хозяйству, то она здешняя, из Летников. Приходит два раза в неделю, делает уборку, стряпает и прочее… Я неприхотлив. Мой бизнес в Москве, как вам, вероятно, известно. Там у меня есть квартира, так что в основном я обитаю в городе, а сюда наезжаю не часто. После того… после смерти Полины меня тянет к уединению и тишине. Природа умиротворяет… я успокаиваюсь среди бескрайних белых равнин и лесов, засыпанных снегом…

С этими словами он встал и подошел к большому окну, из которого открывался вид на поля. К ночи небо очистилось, и снежный покров искрился в лунном свете. Дом отбрасывал черную тень на это безмолвное великолепие. В стеклах гостиной отражалась сияющая люстра.

Глория вспомнила гобелены и картины с изображением премудрого Соломона и царицы Савской в доме Агафона. Они выдавали пристрастия хозяина, как и вся обстановка жилища. У вещей – свой собственный язык.

– Шереметев владел богатой картинной галере – ей, – сказала она.

Зубов продолжал смотреть в окно.

– Граф собирал не только живопись, – отозвался он, не оборачиваясь. – Но и мраморы, бронзу, драгоценные вазы, фарфор и светильники. А главную его коллекцию составляли собранные со всех вотчин таланты, – крепостные актеры, музыканты, художники. Граф поклонялся искусству.

– Искусство не должно превращаться в идола…

– Совершенно с вами согласен.

– У вас есть картинная галерея?

Зубов медленно повернулся и смерил гостью пристальным взглядом. Его мучили сомнения. Кто перед ним? Подруга, медиум или все же детектив? Полина не делилась с ним подробностями своей жизни. Он не придавал этому значения. Ему казалось, он достаточно проницателен и видит ее насквозь. Какие могли быть тайны у женщины, которую он практически содержал? Он ее создал, слепил из провинциальной глины, вывел на сцену, он был ее творцом, Богом…

А она умудрялась что-то скрывать от него. Оказывается, ее шантажировали… ребенком, который не родился. Какая низость! Неужели Полюшка так плохо о нем думала, что испугалась его гнева?

Зубов усилием воли вернулся к теме беседы:

– Полина и об этом рассказала? Хм! Представьте, я поддался сему искушению. Правда, моя галерея весьма скромна. Участвовать в аукционах, выкладывать сотни тысяч за полотна Крамского или Брюллова мне не по карману. Я собираю картины неизвестных мастеров восемнадцатого века. Такое хобби, знаете ли…

– Не смею напрашиваться, – потупилась Глория. – Но… если вам будет угодно показать коллекцию…