Портрет художника в юности

– Уважение! – сказал он. – Это к Билли-то губошлепу или к этому толстопузому обжоре из Арма![29] Уважение?!

– Князья церкви! – язвительно вставил мистер Кейси.

– Конюх лорда Лейтрима[30], – добавил мистер Дедал.

– Они помазанники Божий, – сказала Дэнти. – Гордость страны!

– Обжора толстопузый, – повторил мистер Дедал. – Он только и хорош, когда спит. А посмотрели бы вы, как он в морозный денек уписывает у себя свинину с капустой! Красавец!

Он скорчил тупую рожу и зачмокал губами.

– Право, Саймон, не надо так говорить при мальчике. Это нехорошо.

– О да, он все припомнит, когда вырастет, – подхватила Дэнти с жаром, – все эти речи против Бога, религии и священников, которых наслышался в родном доме.

– Пусть он припомнит, – закричал ей мистер Кейси через стол, – и речи, которыми священники и их прихвостни разбили сердце Парнеллу и свели его в могилу. Пусть он и это припомнит, когда вырастет.

– Сукины дети! – воскликнул мистер Дедал. – Когда ему пришлось плохо, тут-то они его и предали! Накинулись и загрызли, как крысы поганые! Подлые псы! Они и похожи на псов. Ей-богу, похожи!

– Они правильно сделали, – крикнула Дэнти. – Они повиновались своим епископам и священникам. Честь и хвала им!

– Но ведь это просто ужасно! – воскликнула миссис Дедал. – Ни одного дня в году нельзя провести без этих ужасных споров.

Дядя Чарльз, умиротворяюще подняв руки, сказал:

– Тише, тише, тише! Разве нельзя высказывать свое мнение без гнева и без ругательств! Право же, нехорошо.

Миссис Дедал стала шепотом успокаивать Дэнти, но Дэнти громко ответила:

– А я не буду молчать! Я буду защищать мою церковь и веру, когда их поносят и оплевывают вероотступники.

Мистер Кейси резко отодвинул тарелку на середину стола и, положив локти на стол, заговорил хриплым голосом, обращаясь к хозяину дома:

– Скажите, я рассказывал вам историю о знаменитом плевке?

– Нет, Джон, не рассказывали, – ответил мистер Дедал.

– Как же, – сказал мистер Кейси, – весьма поучительная история. Это случилось не так давно в графстве Уиклоу, где мы и сейчас с вами находимся[31].

Он остановился и, повернувшись к Дэнти, произнес со сдержанным негодованием:

– Позвольте мне заметить вам, сударыня, что если вы имели в виду меня, так я не вероотступник. Я католик, каким был мой отец, и его отец, и отец его отца еще в то время, когда мы скорей готовы были расстаться с жизнью, чем предать свою веру.

– Тем постыдней для вас, – сказала Дэнти, – говорить то, что вы говорили сейчас.

– Рассказывайте, Джон, – сказал мистер Дедал улыбаясь. – Мы вас слушаем.

– Тоже мне католик! – повторила Дэнти иронически. – Самый отъявленный протестант не позволил бы себе таких выражений, какие я слышала сегодня.

Мистер Дедал начал мотать головой из стороны в сторону, напевая сквозь зубы наподобие деревенского певца.

– Я не протестант, повторяю вам еще раз, – сказал мистер Кейси, вспыхнув.

Мистер Дедал, все так же подвывая и мотая головой, вдруг запел хриплым, гнусавым голосом:

Придите, о вы, католики,
Которые к мессе не ходят!

Он взял нож и вилку и, снова принимаясь за еду, весело сказал мистеру Кейси:

– Рассказывайте, мы слушаем, Джон, это полезно для пищеварения.

Стивен с нежностью смотрел на лицо мистера Кейси, который, подперев голову руками, уставился прямо перед собой. Он любил сидеть рядом с ним у камина, глядя в его суровое, темное лицо. Но его темные глаза никогда не смотрели сурово, и было приятно слушать его неторопливый голос. Но почему же он против священников? Ведь тогда, выходит, Дэнти права. Он слышал, как папа говорил, будто в молодости Дэнти была монахиней, а потом, когда ее брат разбогател на браслетах и побрякушках, которые он продавал дикарям, ушла из монастыря в Аллеганах. Может быть, поэтому она против Парнелла? И еще – она не любит, чтобы он играл с Эйлин, потому что Эйлин протестантка, а когда Дэнти была молодая, она знала детей, которые водились с протестантами, и протестанты издевались над литанией пресвятой девы. «Башня из слоновой кости, – говорили они. – Золотой чертог!» Как может быть женщина башней из слоновой кости или золотым чертогом? Кто же тогда прав? И ему вспомнился вечер в лазарете в Клонгоузе, темные волны, свет в бухте и горестные стоны людей, когда они услышали весть.

У Эйлин были длинные белые руки. Как-то вечером, когда они играли в жмурки, она прижала ему к глазам свои руки: длинные, белые, тонкие, холодные и нежные. Это и есть слоновая кость. Холодная и белая, вот что значит башня из слоновой кости.

– Рассказ короткий и занятный, – сказал мистер Кейси. – Это было как-то в Арклоу[32] в холодный, пасмурный день, незадолго до того, как умер наш вождь. Помилуй, Господи, его душу!

Он устало закрыл глаза и остановился. Мистер Дедал взял кость с тарелки и, отдирая мясо зубами, сказал:

– До того, как его убили, вы хотите сказать?

Мистер Кейси открыл глаза, вздохнул и продолжал: