Портрет королевского палача

– Не ваша забота, – ответил Максим, чувствуя неодолимое желание пустить пулю в этот оливково-бледный, скрытый вуалью лоб. – Я просто расскажу, что вы – красная шпионка, которая погубила мою семью. Ведь в этом нет ни слова лжи, не так ли? Все, я начинаю считать. Раз…

– Одну минуту, – проговорила она с деланым смирением. – Да, я вынуждена уйти, я ухожу. Но…

– Не тратьте время на угрозы, – перебил Максим, сдерживаясь из последних сил. – Я не боюсь вас.

– Знаю, – кивнула Елена Феррари, и черные перья на ее шляпе надменно колыхнулись. – Я хотела только сказать, что у вас еще будут основания вспомнить меня… вспомнить добром! И может быть, тогда вы поймете, что со мной и в самом деле лучше дружить, а не ссориться.

Она медленно двинулась к двери, и подол ее платья качался из стороны в сторону над обтянутыми черным шелком ногами. Каблучки ее размеренно постукивали по полу. Максим не сводил с нее глаз, чувствуя, что рука его дрожит от нетерпения и ненависти.

«Скорей бы уж ушла!» – мрачно молил он, смутно чувствуя, от Елены Феррари можно ожидать любого сюрприза.

И он оказался прав!

На самом пороге она вдруг обернулась и неуловимым движением выхватила из-под легкого шарфа, переброшенного через руку, небольшой изящный «Браунинг» «бульдог». Издевательски хохотнула, показала Максиму красный, влажный язык – и наконец-то исчезла.

Рассказав все это, мой муж обнял меня, уткнулся лицом в мои волосы и долго не отпускал.

– Какая ты живая, – бормотал он. – Какая ты живая, теплая и настоящая! Ты знаешь, я никак не могу избавиться от ощущения, что бродил по кладбищу, а вокруг меня отверзались могилы, из которых ко мне тянулись мертвые руки. И я знал, что одна из этих могил предназначена для меня!

Он был угрюм весь этот вечер, молчал, о чем-то напряженно думал, а меня мучило предчувствие чего-то дурного и не оставляло ощущение, что мы еще пожалеем, что Максим не дал волю первому побуждению и не встретил Елену Феррари выстрелом в упор!

Наши дни, Мулян-он-Тоннеруа, Бургундия. Валентина Макарова

Мне надо бежать. Мне надо бежать без оглядки, нельзя медлить ни минуты! Но я почему-то стою, вцепившись в прутья ограды, и смотрю на Тедди.

Конечно, он спит. Конечно!..

Что-то шумит над моей головой, и я вижу, что в сад влетает ворона. Она планирует над Тедди, а потом бесстрашно садится на его бок. По идее Тедди должен был вскочить, взметнуться, взлететь и, щелкнув зубами, схватить нахалку за крыло. Но он лежит недвижимо. А ворона поворачивает голову и смотрит прямо мне в глаза. Смотрит и смотрит… Да еще разевает клюв, словно хочет что-то каркнуть. И честное слово, тот звук, который внезапно долетает до меня, я в первое мгновение принимаю за хриплое, короткое карканье. Но тотчас осознаю, что это – крик. Крик!

Я каменею. Смотрю на ворону, а она – на меня.

Тедди лежит неподвижно. В доме Клоди раздается крик. И безошибочным чутьем загнанного зверя я понимаю, что это значит… Мне надо бежать!

Чудится мне, или черные бусинки птичьих глаз смотрят на меня с неописуемым презрением?

Ну, чушь, конечно, это мне мерещится… Ворона тут ни при чем. Зато при чем моя непокойная совесть! Она подсовывает мне такую картинку-воспоминание: как я появляюсь на пороге приемного покоя, а напротив меня стоит человек с пистолетом. В следующую минуту звучит выстрел. Пуля была бы моей, если бы на мгновение раньше Василий не захлопнул дверь, прикрывая меня. И моя пуля досталась ему, он погиб!

Из-за меня уже погиб один человек. И смерть его останется не отмщенной, убийца уйдет безнаказанным, если я сейчас сверну в проулок и продолжу свое паническое бегство… которое, очень вероятно, будет длиться всю мою жизнь. Пока ходит по земле мой преследователь. А ведь я уже порядком приустала жить в ожидании неминуемой смерти…

Я обреченно вздыхаю и возвращаюсь вдоль ограды к распахнутой калитке. Пригибаюсь, прокрадываюсь под открытым окном и осторожно ступаю на крыльцо.

Дверь нараспашку, и я замираю, прижавшись к косяку. Слышно тяжелое дыхание и всхлипывания. Чуть поворачиваюсь, на миг выглядываю из своего укрытия – и тотчас отшатываюсь.

Мне вполне достаточно того, что я увидела в это мгновение!

Клоди полулежит на полу около камина и пытается подняться. Полуседые волосы ее растрепаны, подол очередного индийского балахона задрался. Она безотчетно пытается одернуть платье одной рукой, а другой опирается об пол, но рука подламывается, Клоди снова падает. Лицо ее разбито в кровь.

Человек, который ударил ее с такой беспощадной яростью, стоит ко мне спиной. Но я мельком видела его отражение в темном стекле книжного стеллажа. Этого мгновения довольно, чтобы узнать его.

Это он, это снова он!

Я не ошиблась.

От этого открытия сердце у меня даже не уходит в пятки – оно просто приостанавливается.

– Ты думала, что можешь говорить мне такие вещи – и тебе за это ничего не будет?