Портрет Лукреции

Послание короткое, скорее отписка, в нем нет ни приглашения домой, ни обещания выслать лошадей. Похоже, мама торопилась к отцу в кабинет, лишь на минутку села за scrittoio и поспешно набросала ответ на листке бумаги. А потом с нетерпеливым «Держи!» сунула в руку камеристки.

Дрожащими пальцами Лукреция подносит письмо к глазам.

«Дорогая Лукре!

Какое тревожное, безрассудное письмо ты мне прислала! Прошу, не давай волю воображению — разумеется, ты и сама знаешь, что с детства страдала от буйной фантазии. Помни: Альфонсо — человек чести, а значит, твой покровитель во всем. Очень жаль, что тебя так расстроил отъезд ее светлости Элизабетты. Конечно, потеря подруги — печальное событие. Однако в этом есть и положительная сторона: ты сможешь больше времени проводить в компании ее светлости Нунциаты, уже не страдая от сестринского соперничества, которое ты упоминала. Настоятельно тебе советую, милая моя доченька, прежде всего подумать о своем положении при дворе, а по-настоящему укрепить его ты сможешь только после рождения наследника. Не сомневаюсь, что материнство принесет тебе уверенность в завтрашнем дне и душевный покой, о которых ты мечтаешь. Твой отец со мной полностью согласен.

У нас все хорошо. Изабелла обучила всех новой карточной игре, и мы, признаться, чрезмерно ею увлеклись. Сегодня у меня примерка нового платья, бежевого с вышитыми вставками. Мальчики хорошо учатся. Горячо тебя обнимаем.

Твоя любящая мама».

Лукреция читает послание матери дважды: сначала только пробегает глазами, потом вчитывается в каждое слово. Закончив, она кладет его на колени и безучастно смотрит, покуда слова и предложения не расплываются в черные полосы, похожие на цепочки муравьев.

Затем наклоняется и опускает край письма в пламя свечей на стене. Поначалу огонь не верит своему везению и отказывается поглотить листок. Затем, опомнившись, жадно лижет уголки бумаги, окрашивает их в черный, сморщивает и наконец пожирает.

Письмо горит быстро, радостно, освещает сырые ступени дрожащим оранжевым отблеском. Вскрикнув, Эмилия бежит к Лукреции, трясет ее за руку; листок падает на пол. Служанка топчет и топчет горящую бумагу, пытаясь затушить огонь.

Супружеский портрет Лукреции, герцогини Феррары

Fotrezza, неподалеку от Бодено, 1561 год

Оставив Эмилию, она поспешно выходит из холодной спальни fortezza. Добегает до обеденной, устало прислоняется к проему, переводит дыхание. К ней спиной стоит Бастианино, поет дифирамбы своей работе. Один из его любимых заказов; он надеется, что его высочество хотя бы вполовину так доволен, как он сам, какая честь, какая награда для простого художника рисовать девушку столь необыкновенной красоты и добродетели; ему никогда, никогда больше не встретить такой достойной…

Мужчины в зале поочередно замечают ее на пороге: сначала Бальдассаре — он стоит ближе всех, прислонившись к столу и скрестив руки; за ним четверо слуг в дальнем углу комнаты; потом двое подмастерьев, Маурицио и Джакопо — они держат большой плоский предмет, обмотанный в ткань; и, наконец, Альфонсо. Он сидит у огня, скрестив ноги, а у его ног спят охотничьи псы. Художник настолько глубоко погружен в рассказ о портрете, что замечает Лукрецию последним.

Его слова льются, кружатся над головами, завораживают присутствующих. Наконец, он оборачивается и умолкает.

По удивленным лицам она понимает, как изменилась. Приподнятые брови Маурицио подтверждают: да, лицо у нее бледное, изможденное; затихающий голос Бастианино доказывает, как растрепались собранные на затылке короткие волосы; Бальдассаре бросает на нее быстрый взгляд и тотчас отводит глаза; то выпрямляет руки, то снова скрещивает на груди. Подбежать бы к нему, заколотить в грудь кулаками, закричать: «Да, да! Вот как ужасно я выгляжу, но знаешь, что? Я еще жива, так просто от меня не избавиться!»