Портрет мертвой натурщицы

— Почти не видна была в первый день — видимо, убийца душил шелковым шнурком. Пришлось взять кожу с передней поверхности шеи в верхней и средней третях и отправить на гистологию. Мне дали признаки компрессии в коже. Плюс гематома на ноге — видно, где-то ее привязывали. Судя по характеру гематомы — веревкой.

Маша как завороженная смотрела на лежащую на столе девушку и думала о том, что это могла быть Света. Под ярчайшим светом медицинских ламп нагота покойницы казалась чрезмерной, непристойной. Она была мертва и не могла защитить себя от чужого взгляда. Маша смотрела на крупную грушевидную грудь, полные ноги с облупленным педикюром, родинку на животе рядом с пупком, и думала о том, что бы она чувствовала, будь то Андреева бывшая?

Она бросила на него взгляд исподтишка: лицо Яковлева было непроницаемым, и Маша вдруг почувствовала обжигающий стыд — о чем она думает? Она покраснела и опустила голову.

— А это? — Андрей показал на лицо покойницы. Здесь, под бестеневыми лампами, стали заметны длинные продольные царапины.

Павел хмыкнул:

— Тут досадно вышло — имелась у меня надежда, что жертва в пылу борьбы унесла с собой микрочастицы кожи или волос убийцы, — он развел руками. — Но, как часто это бывает с надеждами — не оправдалась. — Маша и Андрей переглянулись — и будто оттолкнулись взглядами. — Под ногтями — только частицы ее собственной кожи.

Андрей, не отрываясь, смотрел на лицо покойницы.

— Что же это получается? Она сама себя исцарапала? Бред какой-то!

Маша опять подняла глаза на Андрея:

— Мне кажется, я знаю, откуда они.

Павел воззрился на нее в ожидании:

— Ну-ка, душа моя, расскажи, чего надумала.

— Я думаю… — Маша замолчала. — Нет, я уверена… Она сама пыталась себя изуродовать.

— Что? — переспросил Паша, а Андрей прислонился к крашенной масляной серой краской стене. — С какой целью?

И Маша пояснила едва слышно:

— Чтобы прекратить сеансы позирования маньяку.

— Ладно, мы, пожалуй, пойдем! — Андрей неловко толкнулся в прозекторский стол, быстро пожал руку патологоанатому и вышел.

— Чего это он такой нервный? — повернулся к ней обескураженный Павел.

Маша пожала плечами и несколькими минутами позже вышла из морга. Андрей, глубоко затягиваясь, курил на улице, и она было сделала шаг навстречу. Ей хотелось сказать, что она его простила. Пусть бы только он сам себя простил. Но Андрей поднял на нее совершенно холодные, чужие глаза:

— Тебя подбросить к дому инвалидов? Или ты сама?

Маша отшатнулась:

— Сама.

— Отлично, — он выбросил окурок в урну у входа. — Тогда я заеду к матери Светы.

— Хорошо, — кивнула Маша. И смотрела, как он сел в машину и с ревом тронулся с места. Даже не взглянув на нее на прощание.

Андрей

Он нашел ее в кассе на станции. Женщина, глядевшая на него из маленького зарешеченного окошечка, была мало похожа на ту, что смерила его ненавидящим взглядом на пороге своего дома еще полгода назад.

— Вы меня помните? — спросил Андрей, глядя в потухшие, будто ушедшие вглубь глаза.

— Нет, — покачала она головой.

— Капитан Яковлев. Андрей. — И он протянул ей удостоверение в зазор, куда обычно передают деньги.

— Сейчас. Я выйду. — Она встала, закрыла окошко со своей стороны и через минуту появилась на улице, где ее ждал Андрей. — Давайте ко мне. Я тут недалеко живу.

— Я знаю, — тихо сказал он, но она уже повернулась к нему спиной и тяжело пошла вперед.

— У вас есть чего новое? — Она открыла дверь домика и вошла. Андрей сразу же узнал запах — так пахли полотенца, в которые Света иногда заворачивала кастрюли. И страдальчески поморщился.

— Мы узнали, — сказал он в пучок седых некрашеных волос у нее на затылке, — что Света не просто пропала. Она похищена. Серьезным преступником. Он…

Мать грузно села на кровать, застеленную коричневым «меховым» покрывалом, перебила Андрея:

— Я так и думала, что добром это не кончится, — сказала она.

— Что — «это»?

— Да жизнь ее московская. Непутевая она у меня была. Не то что гулящая, а — она снова пожевала губами и вдруг улыбнулась, обнажив металлическую коронку в углу рта, — летящая! Все в облаках летала. Я же ей и на учебу скопила, и все. Говорю — доча, чем тут валандаться, ехай в Москву. Выучись на кого хочешь, сама себе потом хозяйкой будешь. А она мне — это ж сколько времени надо тратить! Не хотела учиться, замуж рвалась. Само-то что плохого, если замуж, правда?

Андрей кивнул и почувствовал, что краснеет.