Портрет миссис Шарбук

– Эти деньги обрызганы «слезами Карфагена». Очень скоро вы раскаетесь за столь скверное обращение со мной и обольетесь слезами. Вы поплачете для меня кровью, Пьямбо.

Услышав эти слова, я словно обезумел. В быстрой последовательности прошли передо мной мертвая женщина, которую я нашел в проулке, и Шенц, кровью оплакивающий свою жизнь. В гневе и ужасе я вскочил и швырнул увесистую пачку денег в голову Шарбуку, одновременно прыгнув на него. Это застало его врасплох, но он все же успел выстрелить. Пуля просвистела у моего уха, но это не остановило меня. В мгновение ока набросился я на него. Ухватив его стул за нижнюю перекладину, я дернул, и Шарбук растянулся на полу, а пистолет выпал из его руки. Прежде чем он успел поднять оружие, я со всей силы пнул его в голову.

Сознания он не потерял, но впал в некую прострацию. Я, не теряя времени, сунул руку в карман пальто и вытащил оттуда маленькую бутылочку раствора мускатного ореха, полученную от Уоткина. Я открыл ее, наклонил голову и влил изрядную порцию сначала в один, потом в другой глаз. Мне сразу же стало ясно, почему паразиту, вызывавшему кровавые слезы, не нравится эта жидкость. Глаза жгло так, будто в них вцепились осы. Жжение было ужасающим, и сколько я ни тер глаза, все равно ничего не видел. По существу, я был абсолютно слеп.

Я повернулся и побежал к двери, но чувство ориентации изменило мне, я врезался в стену и упал на пол. Оглушенный, я попытался было подняться на колени, но снова был сбит ударом ноги. Прежде чем я успел сделать хоть одно движение, мне в щеку уперся ствол пистолета. Я ничего не видел, только чувствовал, как мне связывают руки за спиной, спутывают ноги. Сопротивление было бесполезно.

Шарбук запыхался. Я слышал, как тяжело он дышит.

– Ваша картина сгорит вместе с вами, Пьямбо, – сказал он. Что-то странное прорезалось в его голосе. Этот голос срывался, перейдя наконец в более высокий регистр.

Тут в глазах у меня прояснилось, я принялся усиленно моргать, чтобы видеть четче. И я увидел, как Шарбук в противоположном углу поднимает с пола лампу. Перчатки он снял, и рука, тянувшаяся к лампе, была явно женской, а когда из-под открытой рубашки выпал медальон, сомнений не осталось: передо мной Лусьера.

– Я знаю, кто вы, – сказал я.

– Ничего вы не знаете, – раздался ответ, но теперь из голоса исчезла мужская резкость. Я узнал голос миссис Шарбук.

Следующее, что я увидел, – удар по стене лампой, которая разлетелась вдребезги. На пол пролилось горящее масло, отчего сухое, нелакированное дерево мгновенно занялось. Перед уходом Лусьера зачем-то нагнулась, подняла лежащую на полу ширму и поставила обратно.

– Не хочу быть вынужденной смотреть, как вы умираете.

С этими словами она перешагнула через меня и вышла из комнаты.

СЛЕПАЯ ЛЮБОВЬ

Я тщетно пытался развязать свои путы, а пламя тем временем быстро распространялось. Комната наполнялась дымом, который грозовой тучей собирался под потолком, и я знал, что скоро весь дом будет охвачен огнем. Дышать становилось все труднее, от жара воздух сделался невыносимо тяжелым. Мой план состоял в том, чтобы перевернуться на спину, а потом согнуть ноги в коленях, чтобы дотянуться до них связанными руками. На спину перевернуться я сумел, но остального сделать не смог. Уже одно простое движение потребовало колоссального усилия, и теперь мне оставалось только смотреть в потолок и из последних сил звать на помощь.

Горло скоро начало саднить от жара, крики мои превратились в хриплый шепот. А потом я уже мог только двигать губами, не производя ни звука. Я умирал. Мои деньги, пусть и зараженные, сгорали, мою картину охватило пламя. Я бросил свою привычную жизнь, потерял друга и возлюбленную. И теперь я был материален не более, чем Шарбук. Я представил, как меня пожирает огонь и остается лишь жалкая кучка пепла. Я взялся за этот заказ, потому что хотел проверить свое мастерство, но, как выяснилось, проверке также подверглось многое другое – и не выдержало ее. Потом я подумал, что галлюцинирую, так как увидел склонившегося надо мной Саботта – он смотрел на меня, держа в руке что-то вроде мастихина.

– Мастер, – выговорил я.

– Добрый вечер, мистер Пьямбо, – сказал он, и я понял, что это не Саботт.

Я моргнул, потом еще раз, и фигура превратилась в Уоткина. В руке у него был не мастихин, а длинный охотничий нож. Он больно ухватил меня за левое плечо и перевернул на живот. Через мгновение я почувствовал, что руки мои свободны. Еще одно движение ножом – и я смог развести ноги. Он всунул клинок в ножны, висевшие на поясе, и помог мне подняться на ноги.

Огонь уже почти целиком охватил помещение – стены занялись, пламя отрезало выход. Уоткин, как безумный, обшаривал комнату своими бельмами, ища путь к спасению.

– Следуйте за мной, – сказал он, поднимая с пола мой стул. – Когда я разобью окно, – прокричал он, перекрывая шум пламени, – пошевеливайтесь, потому что струя воздуха с улицы еще больше раздует огонь.