Портрет неизвестной, или Во всем виноват Репин

– Криминалист сказал: «Обрадовать ничем не могу. Всё стерто. Хотя есть пара-тройка отпечатков, которые, возможно, удастся идентифицировать через базу данных – вдруг где-нибудь да всплывут, мало ли что. А так везде только пальчики убитой и ее домработницы».

– В общем так, лейтенант. Ничего здесь не трогать, понятых отпустить. Все понятно?

– Так точно.

– Да, а кто первым обнаружил тело?

– Домработница, когда пришла сюда сегодня утром и обратила внимание на приоткрытую дверь квартиры. Она говорит, что сразу заподозрила неладное, потому что хозяйка никогда не оставляла дверь незапертой, заглянула внутрь и окликнула Изабеллу Дадиани, но та не отозвалась. Тогда она вошла в квартиру и увидела ее, неподвижно лежавшую на полу. Тело ее было холодным. Кстати, батоно Гиви, я уже ее допросил…

– Не допросил, а опросил, – сухо поправил помощника старший следователь, подняв указательный палец. – Где она?

– Кто?

– Ну, не погибшая же? Домработница!

– Она сидит в соседней комнате и плачет. Мне кажется, батоно Гиви, она тут вообще ни при чем, – ответил лейтенант. – В академии нам рассказывали о похожем случае…

– Я не спрашиваю, что вам кажется. Оставим догадки на потом, ограничимся фактами, – прервал помощника старший следователь, издав похожий на ворчание звук. – А сейчас пригласи ее сюда, пожалуйста. Да, и после этой домработницы опроси соседей. Всех до единого! Болтливые соседи бывают очень полезными свидетелями. Кто-нибудь наверняка что-то видел. Нет ничего лучше, чем свидетельство очевидца.

– А что, если никто ничего не видел, батоно Гиви?

– Значит так, – следователь неожиданно перешел на ты, – разделишь людей на три группы. На тех, кто ничего не видел. На тех, кто не видел совершенно ничего. И на тех, кто хоть ничего и не видел, но жаждет пообщаться с оперативниками. Ясно? Выясни, что они за люди. Кто выпивает? Кто жену избивает? Кто кому сколько должен? Вытащи на свет божий всю грязь, какую только можно…

По выражению лица лейтенанта было ясно, что меньше всего ему хотелось сейчас теребить соседей.

– Грязи бояться – в полиции не служить! – громогласно заявил Гиви Михайлович и улыбнулся. – Привыкай, лейтенант Метревели.

– Будет сделано.

В квартире витал неповторимый запах прошлых поколений вперемешку с запахом благовоний: пахло то ли лавандой, то ли какой-то другой смесью вроде засушенных лепестков роз и всяких других цветов, что обычно кладут в чаши и вазы для аромата. Вероятно, он исходил от комнатных растений, которые стояли в горшках на резных жардиньерках и приятно кружил голову. Пребывая в раздумьях, Гиви Михайлович прошелся вдоль стен с лепными украшениями, повел руками над креслами, принюхался к открытой бутылочке красного «Шато Ля Флер-Петрюс» и двум хрустальным бокалам, которые стояли на маленьком столике. Рядом лежали тонко нарезанный багет, небольшие кубики острого козьего сыра, черные маслины с дольками лимона и деликатесное мясное ассорти из копченостей. Вина оставалось на полбутылки, и можно было сделать вывод, что хозяйка успела выпить с кем-то по бокалу. Но вот с кем, это оставалось загадкой. Он пробежал пальцем по тисненым корешкам стоявших строго по размеру книг из встроенного в стену шкафа, взял в руки и бережно открыл потрепанный временем томик прижизненного издания «Войны и мира» Льва Толстого. А затем еще раз окинул взглядом помещение.