Портрет обнаженной

– В прошлый раз я покупателей в магазине закрыла, его вход под охрану сдала, а через час с милицией открыла. Все бы ничего, но мужики, пока взаперти сидели, две бутылки водки выпили. В темноте без закуски из горлышка два пузыря высосали и к моему приезду еле на ногах стояли.

– Командир! – подал голос покупатель. – Мы, если что, не спешим. Мы же понимаем, закрытие магазина – дело государственной важности. Норматив – он везде норматив, хоть в армии, хоть на производстве.

В дверь постучались. Гордеев открыл.

– Уехали, – сообщал вошедший Горбунов. – Вы что такого им наговорили, что Плахотя с психу выговор мне пообещал за нарушение формы одежды?

– Мужики, в темпе! – крикнул в подсобку Гордеев. – Ноги в руки – и бегом!

Счастливые покупатели, прижимая к груди бесценные поллитровки, дружной стайкой выпорхнули наружу и разбежались в разные стороны.

– Давайте закругляться, – предложила продавщица. – Сколько вас?

– Девять человек, – прибавил на одного Гордеев.

Продавщица выставила на прилавок девять бутылок водки. Все полезли за деньгами. У меня и Горбунова на двоих оказалось только три рубля с мелочью.

– В райотделе отдадите, – сказал Гордеев и заплатил за нас.

На крыльце Иван нахлобучил на голову то, что совсем недавно было форменной милицейской шапкой. После того, как по ней прошлась толпа, шапка из мехового головного убора превратилась в грязный стоптанный блин.

– Андрей, мне что-то выпить захотелось. Поехали назад, в отдел, раздавим пузырек, снимем стресс, – предложил Иван. – Сало у нас есть, хлеба я в дежурке возьму. Поехали!

Я подумал и согласился.

Мы не заметили, как распили бутылку. С мороза, после бурных событий, спиртное не брало нас, но постепенно в тепле мы захмелели. Ивана потянуло пофилософствовать.

– Я сегодня посмотрел на Плахотю и понял: в войну так же было! Приедет на передовую полковник из штаба, посмотрит в бинокль на немецкие позиции и пошлет бойцов штурмовать высотку. Сколько солдат погибнет – полковнику наплевать. Бабы новых солдат нарожают. Им, полковникам, лишь бы перед московским начальством выслужиться да очередной орден получить. Думаешь, не так было? У меня два деда в 1941 году погибли. В августе призвали, а в октябре похоронки пришли. Мои деды были крестьяне с Вологодской области. В армии не служили, винтовку в руках не держали, танк только на картинке видели. Какие из них вояки? Чему их могли за месяц перед сражением научить? Ничему. Вот и полегли оба в первом же бою.

– Иван, мне замполит запретил о войне говорить. Давай лучше о процентах потолкуем. Ты видел, как москвич дернулся, когда узнал, что мы всего на одну десятую вперед идем?

– Андрюха, мне эти твои проценты – по фигу! Ты начальник, пусть у тебя голова о них болит. Давай лучше о женщинах поговорим.

Около полуночи к нам заглянул Гордеев.

– Могу до дома подбросить! – предложил он.

Мы быстро собрались и вышли на улицу. Во внутреннем дворе райотдела нас дожидался милицейский «уазик».

– Андрей, – остановил меня около автомобиля Горбунов. – Мы же за собой не убрали, свинарник на столе оставили.

– Завтра Айдар на дежурство заступит, уберет.

Под утро я проснулся от появившейся во сне мысли: ключ к разгадке убийства Каретиной был у магазина. Что-то такое произошло сегодня вечером, что явно указывало на убийцу. Но что? Маты, ругань, толпа? Плахотя? Московский проверяющий? Золотозубая продавщица? Спрятавшиеся за ящиками в подсобном помещении покупатели? Порванная шинель? Шинель придется в понедельник чинить.

С этой мыслью я вновь уснул и проспал почти до обеда.

17

В понедельник я встретился с Садыковым.

– Ну и задачку ты мне задал! – с укоризной сказал он. – Помнишь, в прошлом году один мужик в нашем районе жену с тещей убил, на куски разрезал и по всему городу разбросал? Клянусь, мне с ним проще общаться было, чем с Ольгой Каретиной. Она, как бы тебе сказать… не от мира сего, что ли.

– Может, у нее после потери дочери психическое расстройство наступило?

– Нет, с головой у нее все в порядке! Логика работает отменно. А насчет дочери я так и не понял – огорчилась она или восприняла убийство Луизы как неизбежную потерю, как появление морщин в старости. Ольга, на мой взгляд, не очень-то любила дочь. У них, часом, одного любовника на двоих не было? Нет? Тогда я не знаю, в чем тут дело.

– Федя, тебе не кажется, что в портретах матери и дочери есть некое символическое противостояние? Мать – строгая дама, а дочь – раскованная полуголая нимфа?

– Я вижу, ты уже успел нахвататься искусствоведческой дури! Забудь о символизме. Не наш профиль. Мы с тобой практики от сохи, так что оставь высокое искусство высоколобым специалистам, способным отличить модернизм от постмодернизма.

– Кто из нас нахватался «умных» слов, это еще вопрос. Перейдем к делу, возьмемся, так сказать, за ручки сохи. Что мамаша Каретиной говорит о похищенных деньгах? Когда она заявление напишет?

– Никогда! Ты знаешь, что она мне про деньги сказала? «Если у Луизы были деньги в тумбочке, то это вы их украли». Приехали на осмотр места происшествия и свистнули мани-мани. Как тебе такой поворот?