Портрет смерти

Ева пожала плечами, притворяясь, что это не имеет значения. И все же ей очень хотелось обсудить с Рорком то, что произошло за последние дни.

– Ладно. Но никаких фокусов.

– Раз так, придется достать свой красный нос и гвоздику, брызгающую водой.

Обнаженная Ева остановилась у двери и посмотрела на него.

– Ты невозможный человек, Рорк. Но клоунов в душе мне тоже не нужно.

Рорк хотел настоять на своем – хотя бы из принципа, – но вскоре прислушался к словам жены и передумал. Оказалось, что чужие беды отвлекают от собственных переживаний.

– Удивительно, как быстро можно сузить собственный кругозор… Я не знал про второе убийство. Оба молоды, оба студенты, но учебные заведения, происхождение, интересы и круг общения совершенно разные.

– У них есть и общее. Клуб, из которого были отправлены оба сообщения. Хастингс и «Портография».

– И их убийца.

– Да. – Она провела рукой по мокрым волосам и вышла из-под струй воды. – И их убийца.

– Может быть, они позировали убийце в одном и том же месте?

– Не думаю. – Она вошла в сушилку; Рорк потянулся за полотенцем. – Тогда зачем ему моментальные снимки? – Ей пришлось повысить голос, чтобы быть услышанной. – Зачем фотографировать людей без их ведома? Они ведь дети, верно? Когда ребенку предлагают сфотографироваться, он пыжится от гордости и рассказывает об этом друзьям или родным. Но никто из опрошенных нами об этом не слышал.

Ева провела рукой по подсохшим волосам.

– Я начинаю думать, что этот мужчина или женщина – не профессионал. Или, по крайней мере, профессионал, не добившийся успеха. Но желающий его и считающий себя мастером.

– Непризнанный художник.

– О том и речь. Если он делает коммерческие снимки, то считает, что это занятие ниже его достоинства. Переживает. Сидит у себя в комнате и злится на весь мир, который не оценил его. У него есть дар, – продолжила она, подходя к шкафу, чтобы взять одежду. – Свет внутри, однако никто не видит его. Пока не видит. Но они увидят. В конце концов он заставит их увидеть. А когда это будет сделано, они ослепнут. Кое-кто назовет его безумным, заблудившимся, даже жестоким. Но что они знают? Большинство – он уверен в этом – непременно поймет, кто он и что он может дать миру. Блеск. Артистизм. Бессмертие. И тогда он получит то, что ему причитается.

Она надела через голову блузку и заметила, что Рорк стоит молча и следит за ней с едва заметной улыбкой.

– Что? О господи, что с моей блузкой? Если ее нельзя носить, почему она висит у меня в шкафу?

– С блузкой все в порядке. Кстати, голубой цвет тебе к лицу. Лейтенант, мне пришло в голову, что вы чудо. Художник в своем роде. Ты видишь его. Не лицо, не фигуру, но сущность. И это поможет тебе остановить его. Потому что нельзя скрыться от того, кто видит тебя насквозь.

– Ему хватило времени, чтобы убить двоих.

– Но если бы ты не вступилась за них, он мог бы остаться безнаказанным. Он умен, верно? – Рорк подошел к шкафу и достал жакет, опередив Еву. – Умен и очень организован.

Он приложил серебристо-серый пиджак к голубой блузке, полюбовался этой картиной и отложил жакет в сторону, дав Еве возможность надеть портупею с кобурой.

– Он следит. Скорее смешиваясь с толпой, чем стоя на месте, как по-твоему? Легче следить за человеком, если он тебя не замечает.

Она кивнула:

– Ты прав.

– Но если твоя догадка верна и они знали его, в этом человеке есть то, что заставляло их видеть в нем друга, а не врага.

– Они были детьми. Двадцатилетние ни в ком не видят угрозы.

– Мы в их возрасте были умнее. – Рорк провел пальцем по ямочке на ее подбородке. – Но ты права. В нормальных условиях двадцатилетние считают себя неуязвимыми. Не это ли ему и нужно? Беспечность, смелость и невинность?

– Может быть, именно поэтому он позволяет им сохранить эти качества до самого конца. Не причиняет им боли, не мучает, не насилует. Он не испытывает к ним ненависти. Наоборот, гордится ими.

Ева радовалась разговору. Ей остро не хватало этого.

– Это не зависть, а объективная оценка. Думаю, он любит их. Извращенно, эгоистично. И именно это делает его таким опасным.

– Ты покажешь мне портреты? – спросил Рорк, заказав у автоповара кофе.

Ева помедлила с ответом. За завтраком Рорк привык просматривать утренние отчеты. Таков был заведенный порядок. А ей нужно было ехать в управление и готовиться к совещанию.

– Конечно, – небрежно сказала она, затем села и вызвала изображение на экран видео, стоявшего в гостиной. – Я съем пару яиц всмятку, а потом то же, что и ты.

– Очень ловкий способ заставить меня есть. – Он заказал завтрак, а потом внимательно посмотрел на экран. – Совершенно разные типы, верно? Но что-то общее есть. Я думаю, это называется жизненной силой.

Рорк подумал о фотографии женщины, которая была его матерью. Юной, живой, сильной.

– Есть чудовища, которые набрасываются на молодых, – задумчиво сказал он.

Ева давно ушла, а Рорк все еще не мог выкинуть из головы эти фотографии. Спускаясь к Соммерсету, он думал о двух молодых людях, с которыми никогда не встречался, и о матери, которую никогда не знал.