Портрет тирана

Семен Пафнутьевич Середа, нарком земледелия, как никто иной соответствовал должности. В прошлом земский работник, старый, проверенный большевик, он знал деревню, сельское хозяйство, был авторитетным руководителем. Гражданская война шла к концу, фронтовые коммунисты переключались на хозяйственную работу. При этом некоторые товарищи не представляли себя на посту ниже наркома. Как раз в это время Середа испытывал на себе все неприятности, связанные с „подсиживанием“.

… Семена Пафнутьевича я застала вконец расстроенным, он не мог даже говорить спокойно. Меня это обидело.

— Ах, вы не хотите высказать свое мнение? Тогда я позвоню Владимиру Ильичу.

И я набрала кабинет Ленина по „вертушке“.

— Владимир Ильич, у меня есть разговор по личному вопросу.

Ленин засмеялся:

— И у вас по личному?.. Ну что ж, когда собираетесь придти?

— Сейчас, если можно.

— Хорошо, приходите.

Ильича я застала в кабинете одного. Он поднялся навстречу.

— Что у вас за личный вопрос?

…Когда я повторила слова Якубова, что во главе Рабкрина должна стоять крупная политическая фигура, Ленин встал и начал ходить по кабинету. Лицо сделалось хмурым, озабоченным. Наконец он остановился.

— И что ж, вы полагаете — этой крупной политической фигурой является Сталин?

— Я Сталина знаю мало, а по словам Якубова реорганизацией Рабкрина занимается он.

— Маргарита Васильевна, я должен серьезно подумать. Прошу у вас два дня.

…К вечеру третьего дня я пришла в кабинет Середы и стала ждать у аппарата. Звонок Ленина:

— Маргарита Васильевна? Жду вас. Только входите не через Управделами, а в другую дверь, коридором. И не стучите в дверь.

… Как и в первый раз, Владимир Ильич ходит по кабинету, все время ходит и молчит. Потом останавливается напротив меня.

— Маргарита Васильевна, о вашем деле я много думал, я даже советовался с Наденькой (жена Ленина в те дни болела). Мы решили, что вам не следует работать со Сталиным. Вы не знаете этого человека. Он не терпит себе ни в чем противоречий. А вы работник самостоятельный, у вас начнутся конфликты.

Ленин вновь прошелся озабоченно по кабинету и добавил:

— И знаете что еще? Сталин человек мстительный, неизвестно, до какого колена он будет мстить. А у вас дети…»

* * *

Ленин явно не доверял Сталину, таился от него. 24 декабря 1922 года М.А. Володичева записала в Дневник дежурных:

«… В.И. опять вызывал, предупреждал о том, что продиктованное вчера… и сегодня… является абсолютно секретным»[29].

Задолго до «Завещания» начал вождь познавать характер товарища Кобы. Склонный идеализировать своих соратников Ленин не мог представить, что злобная мстительность и нетерпимость — всего лишь штрихи богатой сталинской натуры.

Почти весь двадцать второй год возился Ленин с Рабкрином, наконец решил заменить наркома Сталина Цюрупой. И тут же предложил ответственным работникам при реорганизации Раб крина советоваться… со Сталиным[30].

Удивительная непоследовательность! Глубокий ум, острый полемист, энергичный организатор, Ленин пасовал перед наглостью и не понимал того, что Сталин несет гибель всему делу.

Последние три года жизни Ленина наполнены острыми политическими столкновениями, в центре которых неизменно оказывался Сталин.

Чтобы ответить на вопрос «Как это ему удалось?» необходимо осветить некоторые события тех лет.

Год 1921. Сталин вступает в дискуссию по национальному вопросу во всеоружии верхоглядства и великодержавной спеси. Отнюдь не утруждая себя научным опровержением сторонников ленинской позиции, он пускает в ход весь жульнический арсенал присяжного демагога: вульгализаторское передергивание, политические ярлыки и даже запугивание.

Глубокие, провидческие высказывания Г.В. Чичерина о тенденции сверхимпериализма и возникновения сверхнационального государства, его марксистский анализ национального вопроса (статья Чичерина в «Правде» опубликована 6, 8, 9 марта 1921 года) Сталин на X партсъезде называет «литературщиной». Когда же Чичерин вполне доказательно опроверг несостоятельные «теории» Сталина, генсек намекнул на меньшевистское прошлое оппонента.

Сафарова, осмелившегося критиковать его, Сталина, тезисы, генсек назвал… бундовцем. Бундовцы еще в 1903 году высказывались за национально-культурную автономию, Сафаров — только теперь, на съезде партии. Все сходится… Все ли? Смешав две эпохи, приравняв обстановку царской России к условиям советской федерации, Сталин поспешил навесить ярлык на дерзкого критика.

С Затонским, отметившим абстрактность сталинских тезисов, докладчик разделался так: опорочил неопубликованные тезисы самого Затонского, с которыми тот не думал выступать, и попутно ошельмовал автора.

Действует он напористо, нагло, без оглядки на тылы, уверенный в инертности большинства делегатов, скованных партийной дисциплиной. Отдельные выступления ленинцев — Скрыпника, Затонского и того же Сафарова не в счет. Скрыпник был резок. Он назвал инертное большинство «партийным болотом», неспособным даже выразить определенное мнение. И… и болото не хлюпнуло.

В первые же годы советской власти Сталин сумел обогатить палитру споров принципиально новыми приемами.