Для начала Сталин объявил его агентом фашизма и империализма. В Болгарии, Румынии, Венгрии, Чехословакии прошли, по советским рецептам, процессы над «оппозиционерами». От арестованных требовали показаний против изменника Тито. Издательский конвейер запустили на выпуск разоблачительных книг, вроде «Банда Тито — орудие американо-английских поджигателей войны». В рабочих клубах распевали частушки:
Сталин уже приглядывался к Адриатике. Как только славные чекисты уберут этого зазнайку, можно будет поговорить о воссоединении с далекими братьями-славянами. Но на этот раз Лубянка оказалась бессильной.
…В который раз Хозяин распекал Берию.
— Чего ты тянешь? Ну, чего тянешь?!!
— Все уже готово. На этот раз не сорвется, — отвечал Лаврентий.
Выйдя из кабинета генсека, Берия увидел Круглова, министра внутренних дел.
— О чем так долго беседовали? — осведомился Круглов.
— Хозяин требует разделаться скорее с Тито…[250]
После смерти генсека на его квартире нашли письмо Тито:
«Сталин, вы подослали ко мне семь человек — с револьверами, с гранатами и с ядом. Если я пошлю одного, второго посылать не придется.
Иосиф Тито»[251]
.Как ни трудно было ликвидировать Троцкого, герои-чекисты все же справились с задачей, возложенной на них партией. Но Тито, Тито!!.. В своей ненависти генсек дошел до смешного. Когда футбольная команда ЦСКА проиграла югославам, Сталин приказал разогнать команду. (Почему Он их не репрессировал, как тех же братьев Старостиных, футболистов «Спартака»? Нет, война не убавила в нем душевной щедрости…).
Оставалось одно испытанное средство — интервенция. Он уже готовил удобную провокацию для вторжения в Югославию, а заодно обдумывал как прибрать к рукам Грецию. Сталин не оставлял в покое южных соседей, Турцию, Иран, Индию. Даже миролюбивую Индию.
Но особенно агрессивен был Победитель в центральной Европе. Он организовал блокаду Западного Берлина и затягивал вывод войск из оккупированных стран.
Гитлера не стало. Кому служить? И Сталин становится добровольным агентом империализма. Ничто так не способствовало консолидации сил Запада, как агрессивная внешняя политика Сталина. В этом смысле НАТО — его детище.
Тон дипломатических переговоров резко изменился. «Дядя Джо» (так называли Сталина меж собой Черчилль, Рузвельт, Иден) отбросил маску доброго пастыря. Врагов он разгромил, настала пора отделаться от союзников. Эту цель Сталин преследовал жестко, прямолинейно.
…В январе 1937 года в Японии в результате военного переворота было свергнуто правительство Хироты. К власти пришло правительство генерала Хаяси. Докладывая об этом событии Хозяину, Карл Радек, заведовавший бюро иностранной информации, рассказал как Хироте удалось спастись. Он спрятался за тяжелыми портьерами, и ворвавшиеся в кабинет офицеры не нашли его.
Великий покрутил ус и изволил пошутить:
«А нам Хаяси не х… яси, а Хирота — ни х… ра!..»
Надо было видеть, с какой гримасой Радек изображал сей шедевр сталинского остроумия в кругу друзей.
Послевоенные партнеры Сталина в дипломатических переговорах увидели его в новой — для них — ипостаси, хулигана. Это не значит, что генсек отказался от тактики интриг и провокаций. В мае сорок шестого он пробовал столкнуть Димитрова с Тито. Он пытался поссорить, при случае, руководителей компартий и буржуазных деятелей.
И как всегда, неутомимо торговался. Литвинов отзывался о Кобе, как о мелком торгаше азиатского толка. Такой коммерсант, покупая ковер, торгуется долго, упорно, до последнего гроша, и хоть малость, но выгадает.
А вот в большой политике купец Джугашвили частенько прогадывал и довольно крупно. После переговоров в Потсдаме США и Великобритания получили все немецкие патенты и техническую документацию. Главный победитель позарился на оборудование немецких заводов, да сколько-то золота прихватил. Оборудование вскоре устарело, ФРГ начала строить новые заводы…
Зато в области социальной Сталин добился впечатляющих успехов. После войны партия и народ стали монолитны, как никогда. Ничто так не сплачивает людей, как страх и страдания — и того, и другого под Сталиным было вдоволь. Нашлись, правда, среди солдат наивные ребята. Вернувшись с войны, они стали поговаривать о роспуске колхозов, и — невиданное, неслыханное дело! — о каких-то «свободных выборах».
…К счастью, добропорядочных граждан оказалось неизмеримо больше. Их с детства научили молчать, и масса дорожила своей немотой, как самым драгоценным даром. И потом, дисциплина. Дисциплина партийно-государственная оказалась сильнее фронтовой. Там, на фронте, можно было хоть в атаку подняться с земли. В мирное время оставалось лишь ползать по-пластунски. Под надзором миллионов начальников, воспитателей, организаторов, партпроводников, профсоюзных дам, стукачей, охранников, соседей по квартире и товарищей по работе никто уж головы не поднимал…