Портрет убийцы

— Мистер Джонсон, напоминаю вам, что в этом суде не разрешается задавать неуважительные вопросы.

— Извините, сэр. Больше вопросов нет. (Мистер Джонсон садится.)

Глава третья Рыночная площадь

Несмотря на укол, сделанный для повышения сахара в крови, Холли заснула на заднем сиденье. Мы нашли свободную комнату в пансионе, и я вытаскиваю ее колясочку из забитого сумками багажника. Пол вынимает ее из креслица, в котором она сидит, и пробирается по узкому проходу между машинами. Она совсем размякла, ничего не чувствует: когда он нагибается, чтобы опустить ее в колясочку, головка у нее запрокидывается. Передо мной проплывают ее закрытые глазки, поджатые губки. Пол осторожно укладывает ее и вытягивает из-под нее руки. Затем одну за другой продевает ее ручки в петли ремней. Такие минуты застают меня врасплох: какая же она хрупкая, как осторожно надо с ней обращаться. Я стараюсь запечатлеть этот миг, сохранить его в памяти вместе с сотней других, уже ставших дорогими воспоминаний.

Мы двигаемся в путь: я качу коляску, Пол проверяет маршрут по карте. Он ведет нас по пешеходным улицам к площади в центре города. Мне не пришлось ничего больше ему объяснять: он, кажется, смирился с тем, что мы теперь не торопимся. Мы включаемся в приобретенный за последнее время, ставший уже привычным распорядок дня, когда топчемся у магазина «Гигиена матери», заглядываем в детское отделение фирмы «Гэп». Я чувствую себя счастливой, переходя от витрины к витрине, будто я — заядлый турист. Пол тоже менее напряжен. Мы плетем нити нашей повседневной жизни, рассуждаем о предстоящих школах, о втором ребенке. Проходим филиал «Сэвилл-роу», останавливаемся, чтобы посмотреть предложения о продаже недвижимости — элегантные городские дома, фермерский дом с пятью спальнями на участке величиной в акр, и ни один из них не стоит больше того, что мы могли бы получить из наследства папы, не говоря уже о продаже вдобавок нашей лондонской квартиры. Это открытие возобновляет препирательства, которые шли между нами со времени рождения Холли, о том, где надо жить, вечная перестройка нашего существования, вечные подсчеты: с одной стороны, наличие капитала, с другой — расходы по переезду, меньше работать, иметь больше простора, сад для Холли и ее возможного единоутробного брата. Разговаривая, мы проходим по полукружию домов с магазинами, фронтоны которых выполнены в георгианском стиле. Как раз в центре полукруга обнаруживаем современную скульптуру — изогнутый гранитный монолит, который весь так и сверкает и искрится от бегущей по нему воды. Мы останавливаемся полюбоваться; потеплело, я расстегнула молнию на куртке и сунула в карман перчатки. Немного дальше небольшая толпа собралась вокруг оркестра, играющего блюзы. Пол хочет подойти и послушать, а я боюсь, что музыка может прервать сон Холли. К тому же, говорю я ему, я умираю с голоду.

Мы обедаем в кафе под названием «Берег», в здании с высокими потолками возле самой площади. Напитки подают у касс, стоящих на стойке бара. Пол оставляет нас за столиком и идет делать заказ. Оставшись на минуту одна, я изучаю Холли, а она лежит, прижавшись щечкой к подковообразной подушке, на которой покоится ее головка. Громкий смех, донесшийся с другого конца зала, побуждает ее нахмуриться. Проснется она уже в другом незнакомом месте — в этом кафе или на улицах Ноттингема. Собственно, где бы она ни очутилась, почти все для нее в новинку. Она может проявить мимолетный интерес, но, я думаю, ей все равно где быть. Ее занимает то, что постоянно встречаешь: мягкие игрушки в магазинах, собаки на поводке, вспыхивающие при торможении огни на машинах, вой пожарных сирен. Единственное зафиксированное ею место в жизни — наша квартира: расположение комнат, ее кроватка, наша кровать, телевизор, шкаф, где хранятся ее игрушки, ее книжная полка, ванна. Однако если мы решим переезжать, перевезем ее в новый дом, она скоро забудет об этом, быстро выучит новую географию. Все остальное останется тем же.

Я перевожу с нее взгляд туда, где ждет Пол. Он прислонился к стойке бара, стоит, сгорбившись, уперев ногу в подставку. Пальцы одной руки барабанят по деревянной стойке; голова поворачивается, следуя за передвижениями бармена. Пол слишком много работает, я это знаю. Как правило, он возвращается домой после работы, когда Холли уже легла. И каждую субботу старается куда-нибудь увезти ее, чтобы дать мне отдохнуть, но я знаю, как его отупляет усталость. Внешне этого не скажешь — Холли всегда радуется ему, тому, что он проводит с ней время, а он часто ссылается на свою несостоятельность, на то, что не знает, чем ее занять, к чему она привыкла. В августе ему пришлось дважды съездить в Штаты — он пробыл там каждый раз по неделе. А когда вернулся, сказал, что Холли смотрит на него так, словно он чужой.