Портрет убийцы

— Я переадресовала почту. Все письма приходят ко мне. Я хотела спросить вас про тот набросок с фотографии, где мы сняты в Рюли. Почему вы послали его папе?

Вот тут я впервые сказала ему, что знаю про его рождественскую открытку. Говорить это по телефону я не хотела. Я чувствую, что он колеблется. Я не хочу никаких уклончивых ответов, хочу, чтобы он ответил напрямик.

— Мистер Барр?

— Извини. Это ничего особенного не значит — просто моя манера сказать… Вот только ведь Рэй так и не получил ее. Я же не знал про аварию, пока ты мне не позвонила.

— Не понимаю. Ваша манера сказать, что именно? Он докурил сигарету до конца. Ткнул ею в пепельницу и оставил в ней окурок.

— В жизни наступает такая пора — у меня, во всяком случае, — когда начинаешь оглядываться назад. И не можешь понять, куда ты потратил все эти годы. Они так быстро проходят — такое чувство, будто жизнь твоя длилась всего несколько недель. В свое время все казалось необычайно важным. А теперь осталась лишь горстка воспоминаний, те минуты, что определили твой путь. Вот к чему все приходит в конце концов. А остальное не имеет значения. — Он проводит рукой по голове, приглаживая коротко остриженные седые волосы; на секунду встречается со мной взглядом. Кажется, он понимает, что говорит какую-то бессмыслицу. — Рюли было для Рэя особым местом. Ты ведь знаешь, что он там родился? Он возил нас туда на пикники — тебя и Джесси, твою маму, Изабеллу и меня. Я восхищался твоим отцом. И этот набросок — мой способ дать ему это понять. Это трудно объяснить. Он бы понял. Не думаю…

— Мистер Барр. Диклен. Прошу вас. — Я трясу головой, стараясь прочистить мозги. — Папа мертв, он врезался на машине в мост на автостраде. Он ничего больше не может объяснить. А я пытаюсь понять, что произошло, но куда ни посмотрю, у меня такое чувство, что я его подвела, что это я виновата. — Издаю режущий слух смешок. — Мне, право же, неприятно взваливать это на вас — я ведь вас совсем не знаю, но мне нужна ваша помощь. Я знаю, что папа разговаривал с вами перед самой своей смертью, но не знаю, что он сказал. А потом вы послали ему этот набросок с фотографии — той, что стоит на его камине, возле кресла, где на моей памяти он всегда сидел. Неужели вы не можете хотя бы попытаться разъяснить мне, что это значит?

Он молчит и смотрит на меня. Я слышу, как судорожно глотаю. Мне стыдно, но я сдерживаю желание извиниться. Надо же найти кого-то, кто бы мне помог.

Он делает глубокий вдох.

— Не знаю, с чего ты взяла, что я разговаривал с ним. Мне требуется время, чтобы это осознать. Не могу поверить собственным ушам.

— Я знаю, что вы разговаривали. Я слышала ваш голос на автоответчике. Я…

Он резко сгибается в кресле.

— Я не понимаю, на что ты намекаешь. Я многие годы не слышал голоса Рэя — понятно? Я оставил ему сообщение? Ну и что? Не могу же я помнить все до малейших подробностей.

— Почему вы так себя ведете?

Он поднимается на ноги. Порывисто и быстро. Я смотрю на него и внезапно вижу, какой он сильный, несмотря на возраст; замечаю ширину его торса под мешковатым свитером. И крепче сжимаю пальцами кружку.

— Как я себя веду?

Я пытаюсь придать голосу твердость:

— Лжете.

Он делает ко мне шаг, протянув руки:

— Послушай, я понимаю, что ты расстроена…

Я встаю, и горячий чай выплескивается мне на руку.

Он останавливается — похоже, овладевает собой. Стоит всего в двух-трех футах от меня. Я чувствую свист его дыхания. Руки его опускаются, пальцы сжаты в кулаки. Я не могу оторвать от них глаз. Затем я заставляю себя поднять взгляд, встретиться с его глазами и не позволяю моим от них оторваться. Под конец он не выдерживает и отводит взгляд.

— Извини, мне больше нечего сказать. По-моему, тебе лучше уйти.

К третьему году занятий в университете моя задолженность банку дошла до четырехзначной цифры. Я получила пособие, да и папа зарабатывал достаточно, чтобы я могла погасить шестьдесят процентов этого долга. Студентам только начали давать деньги в залог — две-три сотни в год. Папа всегда выплачивал полностью свою долю и еще добавлял, когда я приезжала домой. И все равно этого было недостаточно. Иногда на меня нападало чувство вины: я пила, и ела, и танцевала, и разъезжала в значительной мере за его счет. И тем не менее ничего не меняла в своем образе жизни. Вот начну работать, тогда у меня будут деньги и я разберусь со своими финансами. Я не была одинока, думая так. У Сары долгов было в два раза больше, чем у меня.