Портрет в коричневых тонах (ЛП)

Революционеры шагали по столице, окружённые возгласами одобрения того же населения, что несколько месяцев назад аплодировало правительственным войскам. Буквально за несколько часов жители Сантьяго высыпали на улицу, повязав на руку красные ленты, – большинство праздновало победу, прочие же прятались, боясь самого худшего по отношению к ним же поведения солдатни и исполненной гордостью черни. Новые власти обратились к людям с призывом сотрудничать в обеспечении порядка и мира, что толпа истолковала по-своему. Она незамедлительно сплотилась в банды с начальником во главе, и таким способом обежала весь город со списками домов, которые следовало ограбить, причём на карте был чётко отмечен точный адрес каждого. Позже говорили, что подобные списки были составлены низко и подло, а толчком к их появлению послужило науськивание народа на реванш дамами из высшего общества. Возможно, всё было именно так, однако ж, мне известно, что Паулина дель Валье вместе с Нивеей отнюдь не способны пасть столь низко, несмотря на всю свою ненависть к сверженному правительству. На деле же случилось ровно наоборот – женщины спрятали у себя дома пару преследуемых семей, пока вне его стен постепенно сходило на нет народное исступление, и возвращалось унылое спокойствие предшествующего революции времени, по которому все так скучали. Ограбление Сантьяго выглядело процессом методическим и, если посмотреть со стороны, даже развлекательным, особенно в глазах так называемой «комиссии». Этот придуманный эвфемизм обозначал сформировавшиеся банды, впереди которых шёл предводитель, звоня в колокольчик и отдавая распоряжения. Среди них были, например, и такие: «здесь можно грабить, но только ничего мне не ломать, ребята», «а вот здесь сохраните мне документы, и только потом поджигайте дом», «а отсюда можете уносить, что только ни пожелаете, и крушить практически всё». «Комиссия» благоговейно выполняла поступавшие сверху распоряжения, а если здесь же оказывались и хозяева, то приветствовали последних, выказывая в их отношении хорошие манеры, а затем старались грабить людей так, будто устраивали радостную гулянку, на которой вели себя точно веселящиеся дети. Бесцеремонно вскрывали письменные столы, доставали важные бумаги и документы частного характера, которые незамедлительно передавали главному. Также не щадили мебель, размахивая топором направо и налево, уносили с собой то, что им нравится, а под конец ещё и обрызгивали стены парафином, чтобы было легче их поджечь. Из определённого помещения, занимаемого в дипломатическом представительстве Аргентины, отстранённый от должности президент Балмаседа слушал гул от царивших на улице беспорядков и, закончив править политический наказ постоянно при этом боясь, что члены его семьи тоже пострадают от ненависти народа, пустил себе пулю в висок. Служанка, принёсшая тем вечером правителю ужин, была последней, кто видел его при жизни. Ведь уже на следующее утро, в восемь часов, прилично одетого президента нашли в его собственной кровати, причём голова покоилась на испачканной кровью подушке. Эта пулевая рана тут же сделала человека настоящим мучеником, и в последующие годы он неизменно считался символом свободы и демократии, личностью, которую уважали даже самые злейшие враги. Как говорила моя бабушка, Чили – страна дурных воспоминаний. За буквально несколько месяцев, что длилась революция, чилийцев умерло в разы больше, нежели за четыре года гражданской войны.