Портрет в коричневых тонах (ЛП)

Новости о революции проходили строгую цензуру правительства, однако ж, людям всё было известно ещё до того, как происходило на самом деле. Мы узнали о конспирации только потому, что о ней объявил один из моих старших двоюродных братьев, который практически незаметно появился в доме в сопровождении некоего жильца земельного владения, слуги и личной охраны. После ужина он вместе с Фредериком Вильямсом и моей бабушкой надолго заперлись в кабинете; я же притворилась, что читаю в углу, одновременно не упуская ни слова из их разговора. Мой двоюродный брат представлял собой светловолосого статного здоровяка – правда, с кудрявыми волосами и глазами женщины -, импульсивного и привлекательного молодого человека, который вырос в деревне и обладал необходимым навыком, чтобы объезжать лошадей. Это, пожалуй, единственное, что я о нём помню. Мужчина объяснил, что некоторые молодые люди, и он сам в их числе, всячески стремились подорвать несколько мостов, чтобы обстрелять правительство.

- И кому же пришла в голову столь блестящая идея? У них есть главарь? – саркастически спросила моя бабушка.

- Главаря всё ещё нет; мы выберем его, лишь когда объединимся.

- И сколько их придёт, сынок?

- Нас почти сотня, а вот сколько придёт, я точно не знаю. Далеко не все догадываются, для чего мы их зовём, об этом мы сообщим позже – из соображений безопасности, понимаете, тётя?

- Понимаю. Они ведь все такие же молодые люди, как и ты? – захотела узнать моя бабушка, всё больше беспокоясь.

- Среди нас есть ремесленники, рабочие, сельские жители и кое-кто из моих друзей.

- И какое у них оружие? – спросил Фредерик Вильямс.

- Сабли, ножи и думаю, что найдётся несколько карабинов. Мы, разумеется, должны раздобыть ещё и порох.

- Лично мне это кажется безрассудством в высшей степени! – не выдержала моя бабушка.

Они всячески пытались отговорить молодого человека, хотя подобные речи он слушал не иначе, как притворившись терпеливым. Однако было очевидно, что решение уже принято, а момент изменить своё мнение пока не наступил. Когда он ушёл, то унёс с собой в кожаной сумке огнестрельное оружие из коллекции Фредерика Вильямса.

Двумя днями позже мы узнали, что произошло в результате заговора, имевшего место в земельном владении, находившемся в нескольких километрах от Сантьяго. Ещё не наступил вечер, как повстанцы прибыли в домик пастухов, где, нисколько не сомневаясь, считали, что находятся в безопасности. В их небогатом жилище, за обсуждением, молодые люди провели не один час ввиду того, что располагали сравнительно небольшим количеством оружия и планом по переходу к повсеместному наступлению. Как раз его-то собравшиеся решили отложить и провести в домике ночь в весёлой дружеской обстановке, а на следующий день просто исчезнуть. Тогда люди даже не подозревали, что их выдали. В четыре утра на местечко всеми своими силами обрушились девяносто всадников и сорок пехотинцев из правительственных войск. Они совершили столь быстрый и точный манёвр, что попавшие в окружение так и не смогли защититься, почему и отступили, убеждённые, будто находились вне опасности, ввиду того, что до сих пор не совершили никакого преступления, разве что решили объединиться, не получив на то соответствующего разрешения. Подполковник, отвечая за целый отряд, окончательно свихнулся во вспыхнувшей тут же перебранке и, ослеплённый гневом, выволок вперёд первого попавшегося пленного, которого, применив пули и штык, разорвал на куски. Затем он отобрал ещё восьмерых и расстрелял тех в спину. Вот таким образом и продолжались зверские побои да убийства, и прежде чем забрезжил день разбросанными то тут, то там лежали шестнадцать тел. Полковник открыл винные погреба земельного владения, после чего указал пьяному войску, чересчур осмелевшему ввиду безнаказанности, на крестьянских жён. Обезумев, солдаты подожгли дом и столь дико поиздевались над управляющим, что были вынуждены расстрелять его в сидячем положении. Меж тем из Сантьяго продолжали поступать распоряжения, однако военные действия не столько сдерживали дух солдатни, сколько лишь ещё больше разжигали пыл насилия. На следующий день, после длящейся не один час адской обстановки, наконец, поступили распоряжения, написанные собственноручно, буква к букве, самим генералом. «Чтоб все сию минуту пришли в состояние готовности». Так войско и поступило. Затем трупы отвезли на пяти вагонетках и сбросили в общую яму, однако народ поднял такой невообразимый вопль, что, в конце концов, их вернули семьям.