Портрет в коричневых тонах (ЛП)

- Вы можете прожить ещё чуть-чуть и гораздо в лучшем состоянии, если бросите пить. Почему бы вам не передохн'yть от этого дела? Переезжайте к нам и поживите какое-то время, мы с Элизой позаботимся о вас, пока вы не поправитесь, - предложил чжун и, не глядя на мужчину лишь потому, чтобы последний не ощутил его собственные эмоции. Много раз за годы работы доктору приходило в голову одно: он должен был бороться с ужасным чувством слабости, которое, как правило, угнетало его, лишний раз подтверждая, до чего ещё скудны научные способы и до чего огромны страдания чужих людей.

- Как это вам пришло в голову, что я добровольно отдамся в руки Элизы, которые обрекут меня на воздержание! Сколько ещё мне осталось, Тао? – спросил Джон Соммерс.

- Достоверно я сейчас не могу вам ответить. Мне бы нужно свериться с ещё одним мнением на этот счёт.

- Ваше мнение, пожалуй, единственное, которое заслуживает моего уважения. С тех пор как вы вырвали у меня коренной зуб где-то на полпути между Индонезией и африканским побережьем, ни один другой медик не касался меня своими проклятыми руками.

- И как же давно это было?

- Да лет уже этак пятнадцать.

- Благодарю за доверие, сеньор.

- Всего лишь пятнадцать лет? Отчего тогда мне кажется, что мы знакомы уже целую жизнь?

- Возможно, мы знали друг друга раньше, в другой человеческой жизни.

- Перевоплощение наводит на меня ужас, Тао. Вы только представьте себе, что в следующей жизни мне выпадет быть мусульманином. Вам известно, что этот бедный народ не употребляет спиртное?

- Это явно и есть ваша карма. В каждом перевоплощении нам нужно окончательно справиться с тем, что мы оставили незавершённым в предыдущем, - подтрунил Тао.

- Я предпочитаю христианский ад: он менее жесток. Ладно, из нашей беседы мы ничего не расскажем Элизе, - заключил почти одетый Джон Соммерс, однако ж, продолжая возиться с пуговицами, которые так и выпрыгивали из его дрожащих пальцев. – Так как данный мой визит может оказаться последним, будет справедливо, чтобы она и мои внуки помнили бы меня весёлым и здоровым. Я ухожу совершенно спокойным, Тао, потому что лучше вас никто не сможет позаботиться о моей дочери Элизе.

- И никто не смог бы любить её больше меня, сеньор.

- Когда меня не станет, кто-то будет вынужден позаботиться о моей сестре. Вы же знаете, что Роза для Элизы была практически матерью…

- Не беспокойтесь, Элиза и я никогда не забудем о ней, - уверил мужчину его зять.

- Смерть… я хочу сказать… наступит ли она скоро и достойно ли я ту встречу? Как я узнаю, когда моя жизнь подойдет к своему концу?

- Когда вас начнёт рвать кровью, сеньор, - грустно сказал Тао Чьен.

Всё случилось три недели спустя после этого разговора, посреди Тихого океана, в капитанской каюте, где молодой человек остался наедине с самим собой. В тот момент, едва сумев встать на ноги, бывалый мореплаватель омыл лицо от следов рвоты, прополоскал рот, сменил перепачканную кровью рубашку, зажёг трубку и с трудом вышел на нос судна, где и расположился взглянуть напоследок на мерцающие в небе цвета чёрного бархата звёзды. Тогда этого человека видели несколько матросов, которые с фуражками в руках, ожидая капитана, стояли на расстоянии. Когда у него вышел весь табак, капитан Джон Соммерс перекинул ноги за борт и, не создавая особого шума, упал в море.

Северо дель Валье познакомился с Линн Соммерс во время путешествия со своим отцом из Чили в Калифорнию в 1872 году, предпринятого ради того, чтобы навестить своих тётю Паулину и дядю Фелисиано, которые воплощали в себе всё лучшее, что было присуще этой семье. Северо лишь пару раз видел тётю Паулину во время её случайных появлений в Вальпараисо, но пока не познакомился также и с её североамериканским окружением, не понимал вздохов своей семьи, которые выражали христианскую нетерпимость. Вдали от наполовину религиозной и консервативной страны Чили, от прикованного к креслу на колёсах деда Августина, от бабушки Эмилии с её постоянными мрачными кружевами и клизмами на льняном семени, вдали от всех оставшихся полных зависти и ханжества родственников, Паулине наконец-то удалось стать настоящей амазонкой. Предприняв первое путешествие, Северо дель Валье был ещё слишком молод, чтобы сравниваться с могуществом и тем более с капиталом знаменитых дяди и тёти, но, тем не менее, от него не ускользнули различия, существовавшие между ними и остальным родом дель Валье. Уже многие годы спустя он вновь к этому вернулся, когда понял, что для общества настоящая семья входила в число, пожалуй, самых богатых жителей Сан-Франциско, занимая почётное место рядом с магнатами, державшими в своих руках серебряных дел мастерские, железную дорогу, банки и транспорт. В этом первом путешествии, когда юноше исполнилось всего лишь пятнадцать лет, он сидел в ногах своей тёти на кровати из неоднородной по цвету древесины. И пока та планировала стратегию своих корыстных войн, Северо определялся с личным будущим.