Портрет в коричневых тонах (ЛП)

Клиника Хоббса, основанная знаменитым хирургом Эбанисером Хоббсом в собственной резиденции, представляла собой прочный на вид и вместе с тем элегантный домище в самом центре квартала Кенсингтона. Теперь от него остались лишь стены, заложенные окна да посеянные когда-то васильки, от чего со временем само здание превратилось в настоящее страшилище. Присутствие такового на изящно оформленной улице настолько беспокоило соседей, что продолжателям дела Хоббса не составило труда купить ещё и смежные дома и таким способом расширить клинику. И всё же они решили сохранить фасады времён короля Эдуарда, поэтому снаружи здания ничем не отличались от рядов домов здешнего квартала – все они были похожи один на другой. Изнутри помещение напоминало настоящий лабиринт из многочисленных комнат, лестниц, коридоров, внутренних дырок-оконец, из которых было невозможно ничего разглядеть. В отличие от старых городских больниц, здесь не было типичного операционного зала с открывающимся видом на арену для корриды – некий, расположенный в центре, круг, покрытый опилками либо песком и окружённый местами для зрителей. Вместо этого в клинике находились небольшие по размеру хирургические залы, стены, потолок и пол которых были оформлены облицовочной плиткой и металлическими листами. Раз в день они непременно чистились щёткой с применением щёлочи и обрабатывались мылом. Ведь покойный доктор Хоббс был одним из первых, кто согласился с теорией распространения инфекций туберкулёза, иными словами, всем известных палочек Коха, и приобщился к асептике, открытой английским хирургом Листером, которые бóльшая часть медиков из-за собственного высокомерия либо же простого нежелания всё ещё отвергала. Оказалось не слишком-то удобным враз поменять свои старые привычки, гигиена была отвратительной, сложным представлялось и изменить действенную быстроту, считавшуюся уникальной особенностью хорошего хирурга, потому что с помощью неё врач скрывал как свой риск возникновения шока, так и потерю крови у пациента. В отличие от многих своих современников, полагавших, что инфекции появлялись в теле больного внезапно и сами по себе, Эбанисер Хоббс тут же понял, что их источники живут вне его – на руках, на полу, на инструментах и вообще населяют окружающую среду. Поэтому доктор орошал брызгами фенола буквально всё – начиная с ран и заканчивая воздухом, что витал в операционном зале. Стольким количеством фенола надышался на своём веку несчастный человек, что, в конце концов, заработал себе покрытую язвами и ранами кожу и умер раньше времени из-за хронического заболевания почек, которое дало повод клеветникам доктора тут же уцепиться за его собственные, пусть и устаревшие, мысли. Тем не менее, последователи Хоббса подвергли анализу воздух и обнаружили, что источники заразы не витали где ни попадя наподобие хищных, готовых к лукавому нападению, птиц, а, в основном, сосредотачивались на грязных поверхностях. Заражение происходило ввиду прямого контакта, так что самым важным считалась необходимость основательно чистить набор инструментов и применять стерильные повязки, а врачи-хирурги были обязаны не только тщательно мыться, но и по возможности пользоваться резиновыми перчатками. Речь шла не о тех грубо сделанных перчатках, в которых работают преподаватели анатомии, когда вскрывают трупы, или же трудятся специалисты, в силу своей профессии имеющие дело с химическими веществами. Скорее здесь подразумевалось изделие нежное и мягкое, практически напоминающее собой человеческую кожу и изготовленное в Соединённых Штатах. У этих перчаток, надо сказать, происхождение весьма романтичное: некий, влюблённый в медсестру, врач захотел защитить девушку от экзем, вызываемых дезинфицирующими средствами, и приказал сделать первые резиновые перчатки, которые впоследствии хирурги признали пригодными для проведения операций. Вот всё это с особым вниманием и вычитала Паулина дель Валье в нескольких научных журналах. Соответствующую литературу одолжил даме её родственник, дон Хосе Франсиско Вергара, у которого на ту пору болело сердце, вследствие чего он и уединился в своём дворце Винья дель Мар, однако, остался всё таким же усидчивым и любознательным человеком. Моя бабушка не только тщательно выбрала врача, который должен был её прооперировать, и, живя ещё в Чили, не теряла с ним связи аж за несколько месяцев до столь важного события. Вдобавок она своевременно заказала в Балтиморе несколько пар знаменитых резиновых перчаток, которые и привезла с собой тщательно упакованными в баул с нижним бельём.