Портрет в коричневых тонах (ЛП)

Паулина дель Валье отправила Фредерика Вильямса во Францию, чтобы тот всё выяснил насчёт древесины, идущей на постройку тоннелей для брожения вина, и детально изучил сырное дело. Ведь, по правде говоря, не было ни малейшей причины, по которой чилийские коровы оказались бы не способны давать молоко для изготовления сыров, столь же вкусных, какие получаются из молока французских, хотя те и другие одинаково глупы. Во время переправы по горному хребту Анд и позже, на океанском лайнере, будучи рядом, я могла наблюдать за своей бабушкой. Так, со временем я поняла, как что-то существенное начало в ней угасать, и это было отнюдь не волей, разумом или же алчностью, а скорее постепенно ослабевала присущая этой величественной даме жестокость. Женщина стала спокойнее, нежнее и столь рассеянной, что, как правило, разгуливала по палубе судна, полностью спрятав свои формы в муслиновое платье и нацепив жемчуг, однако ж, неизменно забывала надевать искусственные зубы. Было очевидно, что дама плохо спала; об этом говорили её тёмно-лиловые уши и вечно дремлющее состояние. Она очень похудела, и когда снимала свой корсет, то её тело сильно обвисало. Бабушка желала видеть меня постоянно рядом с собой, чтобы, по её словам, «ты не кокетничала с матросами». Подобная шутка, конечно, жестокая, ввиду того, что, учитывая возраст, мою робость было практически не скрыть; ведь даже при невинном мужском взгляде в свою сторону, я тут же краснела, точно варёный рак. Истинная причина заключалась в том, что Паулина дель Валье чувствовала себя слабой и нуждалась в моём присутствии, чтобы хоть так можно было отвлечься от смерти. О собственных недомоганиях она не упоминала, скорее напротив, больше говорила о том, что проведёт несколько дней в Лондоне, а затем проедет во Францию, где решит вопрос насчёт тоннелей и сыров. Я же с самого начала догадывалась о несколько других планах бабушки, как, впрочем, то и стало ясно, едва мы прибыли в Англию. Она прибегла к своей дипломатии, чтобы убедить Фредерика Вильямса погулять в одиночестве, пока мы будем ходить за покупками, а затем уж, чуть позже, вновь к нему присоединимся. Я не знаю, подозревал ли Вильямс о том, что его жена была больна, или, если и догадывался о правде, вполне понимал стыдливость любимой и предпочёл оставить её в покое. Дело в том, что мы разместились в гостинице Савой и, раз удостоверившись, что нам всего хватает, муж моей бабушки, хотя и без особого энтузиазма, сел на судно, идущее через Канал. Дама не желала, чтобы кто-то видел её постепенное угасание, и тем более вела себя крайне скромно перед Вильямсом. Вот что составляло часть женского кокетства, появившегося в характере женщины, стоило лишь выйти замуж, и которого вовсе не было, когда в этом доме он работал мажордомом. На ту пору хозяйка не имела ничего против того, чтобы показать служащему собственный характер, причём с худшей стороны, и щеголять перед ним в любом виде, однако со временем женщина пыталась произвести впечатление на человека, думая свести с ума мужчину своим лучшим плюмажем. Те их осенние взаимоотношения были даме крайне важны, и вовсе не хотелось, чтобы пошатнувшееся здоровье ударило как следует по твёрдому каркасу её ничтожности как человека. Отчего моя бабушка всеми способами и пыталась отдалиться от мужа, и я бы тоже отстранилась, веди она себя со мной так непреклонно. На самом деле, мне стоило чуть ли не войны добиться от бабушки разрешения сопровождать её в походах по врачам, хотя, в конце концов, та смирилась, видя моё упрямство и осознав собственную слабость. Дама сильно страдала и практически не могла глотать, но всё же не казалась чем-то испуганной; ведь, как правило, любила пошутить по поводу неудобств и трудностей в преисподней и сокрушаться о небесной скуке. Клиника Хоббса внушала доверие уже с самого порога, располагая к себе людей своим залом, по краям которого стояли стеллажи с книгами и висели написанные маслом портреты хирургов, совершенствующих любимое ремесло в этих стенах. Нас приняла безукоризненного вида акушерка и любезно проводила в офис доктора, представлявшего собой приветливый зал с камином, где горел огонь и потрескивали большие поленья, и стояла элегантная английская мебель, обтянутая кожей коричневого цвета. Внешний вид доктора Херальда Стаффолка был столь же впечатляющим, как и его слава. Это был настоящий тевтонец, высокого роста и не бледный, с немаленьким шрамом на щеке, который вовсе не портил, а, скорее, напротив, придавал человеку незабываемый вид. На секретере врача лежали письма моей бабушки, которыми они взаимно обменивались, доклады просящих советы и их дающих чилийских специалистов и свёрток с резиновыми перчатками, что бабушка отправила ему этим же самым утром, несколько ранее обратившись к услугам курьера. Правда, позже мы узнали, что это оказалось ненужной предусмотрительностью, ведь в клинике Хоббса ими пользовались уже три года. Стаффолк поприветствовал нас, словно мы прибыли сюда с визитом вежливости, сразу же предложив турецкий кофе с ароматом семян кардамона. Он отвёл мою бабушку в смежную комнату и, осмотрев её, вернулся в офис, где незамедлительно принялся листать внушительную книгу, а она же тем временем одевалась. Вскоре сюда подошла сама пациентка, и хирург подтвердил предварительный диагноз, поставленный ещё чилийскими врачами: моя бабушка страдала от опухоли в желудочно-кишечном тракте. Доктор добавил, что данная операция пройдёт не без риска ввиду возраста пациентки и ещё и потому, что она до сих пор считается экспериментальной. И всё же в таких случаях ему удавалось добиться идеального оснащения; сюда съезжались врачи со всего мира, чтобы только поучиться у него. Известный специалист изъяснялся настолько свысока, что тут же пришло на ум суждение моего учителя дона Хуана Риберо, считавшего самодовольство преимуществом невежд; тогда как мудрец всегда скромен, потому что отдаёт себе отчёт, до чего мало он знает. Моя бабушка потребовала, чтобы заранее и как можно подробнее объяснили всё то, что с ней здесь собираются делать. Это, впрочем, несколько удивило доктора, привыкшего за годы работы к тому, что больные вручают себя несомненной власти его рук, со своей стороны выказывая при этом пассивность, как правило, характерную курам-несушкам. Тем не менее, мужчина тотчас воспользовался подвернувшимся случаем, чтобы продемонстрировать собственную эрудицию, прочитав чуть ли не научный доклад, более переживая о том, чтобы впечатлить нас своим виртуозным обращением с ланцетом, нежели о дальнейшем благополучии несчастной пациентки. Врач наскоро набросал рисунок внутренних органов и кишок, на вид показавшихся весьма странным механизмом, и конкретно пояснил, где располагалась опухоль, а также изложил, каким способом станет её удалять и какой именно шов наложит по окончании операции. Всю эту информацию Паулина дель Валье восприняла бесстрастно, тогда как я, напротив, вышла из себя и была вынуждена покинуть кабинет. Я села в зале, оформленном портретами известных людей, и начала молиться сквозь зубы. На самом деле, тогда я больше боялась за себя, нежели за неё; ведь мысль остаться в этом мире в полном одиночестве пугала меня не на шутку.