Портрет в сандаловой рамке

— А как, как я должен был поступить? — вспыхнул поддельной яростью Николай Гаврилович. — Вернер пытался завербовать ее! Я что, должен был ждать, пока немцы возьмут ее и заставят работать на своих? А это значит — погубить тебя и всю сеть! Да жестоко! Жестоко! А разве мы играем в невинные игры? Война — гнусная и кровавая штука. — Он налил коньяк в две рюмки. — Выпей и успокойся, Миша. Да опусти пушку, дружище! И подумай, чего ты бесишься? Она же немка! Сколько наших баб и детей уничтожили ее родственнички, ты прикинул? Мы живем по законам военного времени: зуб за зуб, кровь за кровь! Я действовал ради великих целей. Я защищаю мир, родину, добро! Я в ответе за наше дело!

— Ты в ответе за свою душу, — четко проговорил Михаил запекшимися губами. — Ты до сих пор не понял, что без души твое дело гиблое. Пропащее твое подлое дело! Сейчас ты думаешь, как убрать меня. Убрать, спасая гиблое дело. Тебя надули Колька Косой. И меня, и всех нас, преданных делу. Я не буду стрелять в тебя — ты и так — мертвец.

— Опустив пистолет, Михаил пошел к выходу.

А за спиной раздался смех — такой знакомый, заливистый смех Кольки Косого.

— Но я чертовски ловок для мертвеца! Я ждал тебя, потому что просчитал все точно. Знал, что заика тут же выложит тебе информацию и ты помчишься спасать ее, а потом явишься за мной! Знал с точностью до минуты — ведь ты опоздал! Опоздал на поворот, потому что я назвал мотоциклисту другое время. Потом, когда Поль ушел.

— Сатана…

— Да стреляй же, несчастный! Вот он я! — Косых даже распахнул на груди халат.

Отвернувшись, Михаил пошел к двери.

— Миша! — окликнул его Николай Гаврилович. А когда тот обернулся, выстрелил в него в упор.

Так… Так… так… — подбадривал себя Косых, устраивая на скорую руку в комнате беспорядок — сдернул на пол скатерть вместе с коньяком и бокалами, расшвырял журналы… Потом присел у лежавшего на ковре Михаила и пощупал шейную артерию. — Увы, мсье Буссен умеет стрелять в маньяков без промашки. Ты ж сам сказал, Мишь, что тут у нас сплошной театр. Так кто из нас сыграл лучше? Извини, аплодисменты истории сорву я.

Подвинув ногой труп, Косых рухнул в кресло и набрал номер полицейского управления. Заговорил в трубку отрывисто, едва справляясь с одышкой:

— Полиция? Капитана Шарнеля. Срочно! Ты, Шарнель? Ужасно, это ужасно… Я оказался прав. Маньяк не моя причуда… Да, да!.. Погоди, сердце прихватило… Он сбил женщину… Ту самую, которую подозревал в связи со мной. Засунул ее в машину, а потом явился пристрелить меня… Только что… Я успел выстрелить первым. Кажется, он мертв… Приезжайте скорее. Да поскорей же, умоляю! Я схожу с ума!

21

Вера стояла, прислонившись лицом к стене. Рядом с надписью «20 декабря 1944» она вывела кистью два креста и от них побежали вниз красные капли.

— Михаил не выстрелил в Косых. Он хотел увезти тело Анны в лес, на их поляну с кустом шиповника и там… Там убить себя. Ведь он обещал никогда не покидать ее. Ни-ко-гда… Вот и все… — она обернулась и стала медленно сползать по стене на пол.

Глеб подхватил ее на руки.

— Здесь есть врач?

— Пустяки. Опустите меня, — проговорила Вера. — Закружилась голова… Всего лишь буйная фантазия.

Она взяла тряпку и стала яростно стирать с рук красную краску.

Глеб выпил залпом стакан воды: — Поразительно точная фантазия… Я встречался со стариком Перцвалем. Тем самым, что продал портрет Анны Толстухе…

22

Уличное кафе ранним утром, пустые столики, дождь. За столиком под навесом привычно устроился с бутылкой вина опустившийся старик. Он еще не успел опохмелиться и смотрит на подходящего к нему мужчину с тупой враждебность.

— Эй, мсье, е-е-если вы решили, что старый Перцваль будет лакать это п-п-пойло чуть свет с вами… — он демонстративно отвернулся.

Глеб, а это был он, достал из кармана бутылку: — Виски подойдет? Отлично, я так и знал. Гарсон! Еще бокал.

Торопливо выпив, старик оживился: — Вас интересует а- а — антиквариат?

— Портрет в овальной сандаловой рамке, — уточил Глеб.

— Портрет… Черт! На прошлой неделе отнес его Генриетте. Это Толстуха, что содержит «Пыль веков». Жадная стерва. Заплатила копейки. А ведь какая работа! Работа Мишеля Тисо — это понимать надо! Может, он еще у нее? Если продала, не переживай, парень… Подыщу тебе что-нибудь получше.

— Вы знаете, кто изображен на портрете?

— Еще бы… Каждую ночь снится. Считай шесть десятков лет! Не забывает Поля Перцваля!

— Поля?… — Глеб присвистнул. Картина сразу прояснилась. — У вашего деда был ресторанчик нам берегу озера?

— Ну…

— Вы были знакомы с Мишелем Тисо?

— Ты, парень, от кого? От которых — от наших или от тех?

— Я от Анны, — сказал Глеб, опустив глаза.

— Так она жива!? Живая осталась? А газеты писали: жертва маньяка погибла на месте… Мотоцикл… Он сбил ее, словно куклу… Я видел. Объясни, парень, ты учился, ты умный: почему человек такой слабый? Мотоцикл, железка — отобрал жизнь… Почему? — по морщинистым щекам потекли слезы, но старик даже не пытался утереть их. Лишь шмыгал носом в затертый рукав.

— Успокойся, отец. Давай лучше выпьем, — Глеб наполнил стаканы.