Но это многочисленное и необеспеченное семейство не меняло главного в биографии Веры Ивановны. В 1796 году ей около тридцати пяти лет, и трудно себе представить, чтобы за три года вдовства, как бы ни были они тяжелы, молодая женщина превратилась в полуслепую дряхлую старуху, о помощи для которой просила в 1799 году императора Екатерина Николаевна. Еe собственноручное прошение сохранилось в фонде № 1239 Центрального государственного архива древних актов (опись 3, часть III, дело № 54930, лист 1). Если даже по обычаю тех лет дочь и преувеличивала — В. И. Арсеньева прожила еще без малого тридцать лет и умерла позже дочери, в 1828 году, — заметные перемены в ее облике должны были произойти. Только как их связать с „Неизвестной“ Русского музея, темноглазой красавицей, сохранившей, несмотря на первые следы прожитых лет, черты девичьего характера и внутренней чистоты.
Боровиковский представил ее спокойно сидящей с удобно сложенными на коленях руками. Но в очень прямой, будто помнящей уроки танцев спине, напряженной шее, горделивом повороте увенчанной пышной россыпью кудрей головы есть и скрытый вызов, и насмешливый задор, которые обычно так легко и быстро стирает жизнь. В уголках будто дрогнувших губ, насмешливом изломе бровей остается живость не успевших забыться юношеских лет. Мог ли человек подобного склада так быстро одряхлеть? И это далеко не единственное сомнение.
Если Боровиковский полностью подписался на портрете матери, почему не сделал того же на портрете дочери — небрежность, которую художник допускал почти всегда на работах, выполненных для достаточно близко знакомых заказчиков. Оставалось непонятным и то, почему ничего не знали об изображенной женщине последние, перед поступлением полотна в Русский музей (в 1928 году передано в Киев, в настоящее время там же, в Музее русского искусства), владельцы портрета, князья Олив-Горчаковы, обладатели большого собрания именно портретной живописи. Загадка „Неизвестной“ Русского музея продолжала существовать в отличие от портрета Екатерины Арсеньевой.
Между тем художник скорее всего одновременно с портретом Катеньки пишет портрет второй заневестившейся дочери Арсеньевых — Прасковьи Николаевны Ахвердовой. Этот портрет оставался у прямых наследников вплоть до конца XIX века, когда в 1891 году внук Прасковьи Николаевны предлагал его П. М. Третьякову вместе с другими имевшимися в семье живописными произведениями „за ту цену, которую вы назначите“. Характерными арсеньевскими чертами наделена „Неизвестная в красной шали“ Третьяковской галереи. Существует упоминание о том, что Боровиковский писал и В. И. Арсеньеву, в замужестве Мещерскую. Наконец, его кисти принадлежит портрет младшего брата Николая Дмитриевича — Александра. Изображений Арсеньевых в наследии Боровиковского оказывается не меньше, чем Капнистов, Львовых или членов державинской семьи. В этом и заключалась „арсеньевская загадка“ его творчества.
Одна из самых кропотливых и трудоемких задач историка — генеалогия. Установить детей и родителей, братьев и сестер для ХVIII века недопустимо мало. Родством тогда считались в самых отдаленных степенях, составляли фамильные кланы с определенной атмосферой, настроениями, интересами, традициями. Паутина переплетавшихся родственных связей помогала разгадывать характер складывавшихся взаимоотношений, ссор, скрытой и явной неприязни, казалось бы, неожиданно возникавших союзов. Вопрос только в том, как и на каких основаниях восстанавливать эти утерянные во времени, ставшие невидимыми нити. Наши скудные родословные книги давно и безнадежно устарели. Многочисленные дополнения и поправки к ним разбросаны в самых разнообразных изданиях, и никто не делал попыток их систематизировать и собрать. К тому же в исторической науке давно возникли и действуют иные критерии достоверности фактов, так и оставшиеся не примененными к генеалогии. Значит, каждый раз за сведениями отслуживших свое справочников стоит поиск почти с нуля, чтобы, как в истлевшей ткани, продернуть всю длину сохранившихся обрывков нитей, и чем гуще, плотнее, тем надежнее для окончательных выводов, подсказываемых местами их сплетений.
Снова Арсеньевы. Средний из братьев, Василий Дмитриевич. К этой ветви относится написанная Боровиковским В. И. Мещерская: на ее сестре Евдокии Ивановне был женат Николай Васильевич Арсеньев. Но это только первая, очень неуверенно потянувшаяся к художнику нить. Жизнь Василия Дмитриевича во многом похожа на жизнь брата. Генерал-майор. Участник обеих турецких кампаний. Герой штурма Измаила. У него одинаковое с братом образование и те же взгляды на правление Екатерины, на то, что „несправедливостей: накопилось премножество“. Василий Дмитриевич не так заметен при дворе и может позволить себе обычную для недовольного дворянства форму выражения недовольства — жизнь в Москве. Здесь он станет предводителем дворянства, одним из видных руководителей ополчения 1812 года.