Портреты без рамок

Я привел это длинное интервью с американцем, чтобы, прервав разговор о Генри, Джейн и Питере, вспомнить о трещинах-разломах, пролегших между поколениями, между прошлым и настоящим. Прежде чем продолжить рассказ — еще только один штрих из сегодняшней жизни Америки. Учителя упрекают учеников в невежестве — и часто правы. Корят они их и в бессердечии, хотя тому есть объяснение: часть молодежи уверена, что еще при жизни их поколения наступит Страшный суд, а посему — все трын-трава. Ведь люди, родившиеся через четверть века после Хиросимы и Нагасаки, — уже не дети, а внуки атомного века, они и представить себе не могут то время, когда не было ядерного оружия. Поневоле ожесточишься. И вот уже проклинают молодые люди жертв СПИДа («Смерть им!») и призывают изолировать их, как прокаженных. Но почему же, вдруг с изумлением констатируют американские социологи, эти же жестокие юноши и девушки тихо и растерянно плачут в темноте кинозала, где на экране проходят перед ними документальные кадры, повествующие об их соотечественниках, умирающих от чумы XX века? Почему перемежают они проклятия плачем? Может быть, появляется у этих молодых людей что-то, чего не рассмотрели пока дальновидные футурологи?

Слушая дочь, рассказывающую о зверствах американцев во Вьетнаме, Генри упрямо твердил, что его соотечественники такого делать не могут («разве они фашисты?»). «Представь мне реальные доказательства этого, — говорил он Джейн, — и я отправлюсь к Никсону, чтобы заявить протест». Она привела вьетнамских ветеранов в его дом, и он, выслушав их, сказал: «Не знаю, что еще могу сделать, я ведь уже стал поддерживать все мирные инициативы».

Еще одно признание: «Меня забрали в мае 66-го. В боях я был с марта 67-го по март 68-го. Убрался из Вьетнама в воскресенье в 4 дня и во вторник утром уже лежал в собственной постели дома. Половина ребят из моего взвода либо погибла, либо валялась по госпиталям. С первого дня было ясно, в какое дерьмо мы вляпались. Нас послали туда, чтобы расстрелять все патроны и угробить массу людей. А нам и дела было мало. Да всей стране было наплевать: «И что-то мы воюем во Вьетнаме?» Когда вернулся, мне стало страшно, я был рад, что судьба оказалась ко мне благосклонна, и стыдно мне было — за то, что жив; часто получал письма — того-то нашла пуля, а другой просто заживо сгорел. Мне вроде бы повезло, но чувствовал себя дерьмом. А летом 1968-го на улицах творилось сумасшествие: полицейские били молодых ребят, травили их газом. Во Вьетнаме мы так же выкуривали людей из убежищ…»

«Да-да, это печально. И насилие, и жертвы. Но что же теперь делать?» — вздохнул Генри Фонда.

После совместной работы над картиной «Клют» Джейн часто общалась с актером Дональдом Сазерлендом. Было у них желание создать комедийную труппу, подготовить шоу с антивоенной тематикой и организовать выступления в армии. Идею поддержали многие — Майк Николс, актеры Эллиот Гулд и Дик Грегори, несколько рок-групп. Мечтали покончить с монополией Боба Хоупа, известного комика, исправно в одном и том же ключе веселящего военных не один десяток лет. Его шоу стали образцом патриотического профессионализма, работы в своем амплуа на благо отечества. Пусть зазвучат, говорила Джейн, и другие-голоса, и будут они адресованы тем солдатам, кто устал от фанфар и пушек, бомб и конфетти. Хорошая была мысль. Но чтобы выступать, нужно было официальное приглашение от любого командующего крупным подразделением — такого в Пентагоне не нашлось. Поизучав сценарий, ознакомившись с, текстами («армия — мать ее в душу»), генералы приходили к выводу, что «подобные шутки вредно скажутся на морали личного состава».

Но Джейн Фонда неутомима. Она осуществляет другой свой план — отправляется во «враждебный» Вьетнам, к противнику: она беседует с пленными соотечественниками, она видит результаты варварских американских бомбардировок, она выступает по ханойскому радио. Такого ей простить не могли: значительная часть ее зрителей, и даже бывших поклонников, сперва просто подуставших от «левых закидонов озорной звезды», теперь шлет тысячи писем в газеты, в госдеп, в спецслужбы. В Конгрессе раздаются голоса с требованием ее немедленного ареста по обвинению в государственной измене. Воистину стала она «первой дамой новых левых», уступая разве что Анжеле Дэвис… Ажиотаж несколько спал, когда во Вьетнам отправились и другие активисты антивоенного движения, когда им удалось добиться освобождения нескольких пленных американцев.