Портреты его детей

Кантлинг медленно прошел по комнате, не спуская глаз с парня, развалившегося в его кресле. Нет, это был не актер. Это был Хью, мальчишка из его романа, лицо на портрете. Все еще пристально его разглядывая, Кантлинг опустился в мягкое, пухлое кресло.

- Нелепость! - сказал он. - Что-то из Диккенса.

Хью захохотал.

- Нет, старик, это не фиговая "Рождественская песнь", и я тебе не дух прошлого Рождества.

Кантлинг нахмурился. Кто бы это ни был, а реплика была не в характере.

- Неверно! - сказал он резко. - Хью не читал Диккенса. - Комиксы да, но не Диккенса.

- А я фильм видел, папаша, - ответил Хью и отхлебнул из бутылки.

- Почему ты называешь меня папашей? - сказал Кантлинг. - Это тоже неверно. Чистейший анахронизм. Хью был уличным мальчишкой, а не битником.

- Это ты мне говоришь? Будто я не знаю, или что! - он усмехнулся. На хрена. А как мне тебя еще называть? - Он запустил пальцы в волосы, отбрасывая их со лба. - Как ни крути, я же твой хреновый первенец!

Она хотела назвать будущего ребенка Эдвардом, если родится мальчик.

- Не говори глупостей, Хелен, - ответил он.

- Я думала, тебе нравится имя Эдвард, - сказала она.

Почему, собственно, она торчит в кабинете? Он же работает! Вернее, пытается работать. Он ведь просил ее не входить в кабинет, пока он сидит за машинкой. В первые дни их брака Хелен считалась с его просьбой, но с тех пор, как она забеременела, все пошло прахом.

- Да, мне нравится имя Эдвард, - сказал он ей, стараясь говорить спокойно. Он не терпел, когда его отвлекали. - Мне очень нравится имя Эдвард. Я обожаю чертово имя Эдвард. Вот почему я дал его главному герою. Эдвард - это его имя. Эдвард Донахью. Вот почему мы не можем назвать младенца так. Я уже использовал это имя. Сколько раз я должен объяснять?

- Но в книге ты его ни разу Эдвардом не назвал, - возразила она.

- Ты опять читала рукопись? - Кантлинг нахмурился. - Черт побери, Хелен, я же тебе сто раз говорил, чтобы ты не трогала рукописи, пока она не кончена!

Но она не позволила себя отвлечь.

- Ты же ни разу его Эдвардом не назвал, - повторила она.

- Да, - ответил он. - Совершенно верно. Я не называю его Эдвардом, я называю его Хью, потому что он уличный мальчишка, потому что это его уличная кличка и он не терпит, чтобы его называли Эдвардом. Но это все равно его имя, понимаешь? Эдвард - его имя. Оно ему не нравится, но это его хреновое имя, и в финале он говорил, что его имя - Эдвард, и это чертовски важный момент. Поэтому мы не можем назвать ребенка Эдвардом, так как он уже назван Эдвардом, и мне надоел этот разговор. Если родится мальчик, можем назвать его Лоренсом в честь моего деда.

- Но я не хочу, чтобы его звали Лоренсом, - прохныкала она. - Так старомодно! И ведь его будут звать Ларри, а я "Ларри" терпеть не могу. Почему ты не назвал Лоренсом своего персонажа?

- Потому что его имя Эдвард.

- Я ношу нашего ребенка. На-ше-го, - сказала она и положила руку на вздутый живот, словно Кантлинг нуждался в напоминании.

Ему надоело спорить. Ему надоело обсуждать. Ему надоело, что его отвлекают от работы.

- И давно ты носишь ребенка? - спросил он, откидываясь в кресле.

- Ты знаешь, - ответила Хелен с недоумением. - Уже семь месяцев. С неделей.

Кантлинг наклонился вперед и хлопнул ладонью по стопке напечатанных листов рядом с машинкой.

- Ну а я вот этого ребенка ношу уже три чертовых года. Это четвертый хреновый вариант - и последний. Он был назван Эдвардом в первом варианте, и во втором, и в третьем варианте - и останется, черт побери, Эдвардом, когда чертова книга выйдет. Он был Эдвардом целые годы до той блаженной памяти, когда ты решила устроить мне сюрприз, не приняла мер и в результате забеременела.

- Это нечестно, - сказала она жалобно. - Он просто персонаж. А это наш ребенок.

- Нечестно? Хочешь, чтобы было по-честному? Ладно. Пусть по-честному. Наш первенец получит имя Эдвард. Это по-честному?

Хелен просветлела. Она робко улыбнулась. Но он поднял ладонь и продолжал, не дав ей ничего сказать:

- Конечно, по моим расчетам, я кончу эту чертову штуку через месяц, если ты не будешь все время меня отвлекать. А тебе осталось ждать подольше. Но честнее я ничего предложить не могу. Разрешись до того, как я напечатаю "КОНЕЦ", и получай своего Эдварда. Или мой ребенок, - он снова хлопнул ладонью по рукописи, - будет первенцем!

- Ты не можешь... - начала она.

Кантлинг забарабанил по клавишам машинки.

- Мой первенец, - сказал Ричард Кантлинг.

- Он самый, - ответил Хью, приветственно взмахнул бутылкой и сказал: - За отцов и сыновей! - Долгим глотком допил пиво и швырнул бутылку через комнату в камин, где она разлетелась стеклянными брызгами.

- Это сон, - сказал Кантлинг.

Хью ехидно хмыкнул.

- Послушай, старик, не крути! Я же тут. - Он вскочил на ноги. Блудный сын вернулся! - Он отвесил насмешливый поклон. - Так где же хреновый упитанный телец и прочая фигня? Хоть бы пиццу заказал!

- Хорошо, я подыграю, - сказал Кантлинг. - Чего ты от меня хочешь?

Хью ухмыльнулся.