Портреты эпохи: Андрей Вознесенский, Владимир Высоцкий, Юрий Любимов, Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Василий Аксенов…

Тогда, в 1973-м, при встрече Натали Саррот выразила удивление резонансом от книги, но сегодня мы знаем: время точно расставило свои акценты. Оно подтвердило прозрение писателя. Движение молодежи конца шестидесятых не прошло бесследно – сегодня они снова на улице. Натали Саррот первой услышала тех, кто обитает на верхних этажах (по шкале ТВ-передачи «12-й этаж» это была бы «лестница»), смеющихся молодых людей, которые предпочитают бравурную, дисгармоничную музыку, танцуют до упаду в ритме рока, для которых репродукция порой заменяет подлинник, и она же имела мужество взглянуть с сожалением и издевкой на своих сверстников, изобразив их старомодность, узость их мирка. Ее книга звучала как предупреждение об опасности, таящейся и в попытке старших отгородиться от наступления нового, и в безоглядной, порой невежественной самоуверенности молодых. Она первой обозначила конфликт, все более болезненно разраставшийся с годами, – несовместимость подлинных ценностей культуры и ширпотреба, духовности и потребительства, культуры и контркультуры.

…Сегодня Натали не совсем здорова, за окнами солнечный, прозрачный октябрь 86-го, она кутается в серый шерстяной шарф, с улицы не доносится автомобильный шум, тихо. Маленькая, худая женщина с серьезным, немного отрешенным взглядом, чуть задыхающимся голосом – ничего от того, что связано с ее именем: громкими манифестами, бескомпромиссными спорами, требованием осваивать новую «планету психики и подсознания», призывом отказаться от изображения «действительности общеизвестной, исхоженной вдоль и поперек в каждой своей частице».

Ничего этого в ее речи, в ее облике.

Она напоминает мне тех великих актрис, которых с трудом различишь на улице, в шумном обществе или в театральном зале, когда они сидят, чуть сгорбившись, одетые в неброские блузки и юбки, экономя жест, приглушая голос. Но стоит им выйти на сцену – откуда возьмется это пламя, мощь негодования, презрительный блеск глаз, ослепительность обворожительных улыбок, умение пройтись в любом костюме по сцене. Образ Натали Саррот – это одиночество творца, всегда остающегося наедине со своей моделью, камнем, прозрачной полифонией звуков и голосов, рожденных его воображением. Это многоголосие мира, втиснутое в пространство комнаты.

Да, она всегда была сама собой, всегда прокладывала дорогу другим. «В смысле литературном, – сетовала она в одном из своих прежних интервью, – была очень одинока. Книги мои очень долго решительно никого не интересовали… Издатели все подряд отказывали, говорили, что… все это сумасбродство, чушь, бред. Оказавшись в таком одиночестве, я стала допрашивать себя, почему я не могу писать так, как пишут все?.. Вот тогда и увидели свет теоретические эссе с изложением моего творческого кредо. Когда в 1956 году вышла книга («Эра подозрения»), то, что я делаю, заинтересовало критиков… Вероятно, пришел такой момент, когда это стало соответствовать чему-то, в чем литература ощутила подспудно зревшую потребность».

– А у вас в стране есть интерес к подсознательному? – смотрит она на меня.

Я рассказываю ей о международном симпозиуме «Бессознательное», проходившем в Тбилиси несколько лет назад, о четырех увесистых томах, вышедших в связи с этим. Кстати, одним из докладчиков был известный французский ученый – психотерапевт доктор Шерток[61], сделавший ряд открытий в этой области.

Натали Саррот удивлена, она не слышала об этом.

– Думаю, искусство призвано расширить наше представление о мире не только в смысле жизненного опыта, открытий новых пространств, – говорит она, – но и в смысле почти неразгаданных областей бессознательного, объяснения мотивов немотивированных поступков. Наше действие чаще всего лишь выступающий из воды островок, основа которого заложена природой в глубоких недрах подсознания. Это не мешает нашим поступкам зависеть от внешних обстоятельств, случайностей.

Теперь, когда мы говорим с ней, она одинока по-иному. Год назад она потеряла мужа, «единственного друга и советчика», с которым пройден полувековой путь, отца трех дочерей. За дверью каждый раз застаю пакеты, конверты. Чтобы не будить мать, некоторые материалы оставляются здесь, в полночь дочь унесет их в мастерскую.

Говорим с Натали Саррот о других потерях. Как в торжественном ритуале люди чтут память ушедших вставанием, так и мы «встаем», «снимаем шапки».