…В тот апрельский вечер 1986 года в Париже заменили передачи на телевидении и радио, слетели материалы с полос газет, «Либерасьон» посвятила событию специальный номер – Франция прощалась с писательницей Симоной де Бовуар, участницей Сопротивления, яркой сторонницей женского равноправия, спутницей Ж.-П. Сартра. Накануне больницы она была в гостях у Люси и Жана Катала, делилась новыми замыслами, готовила серию статей, работала над книгой – все это оборвалось. Писательница, которая восприняла когда-то крах Сопротивления и «триумфальный возврат к буржуазным отношениям как личное поражение», – этой писательницы не стало. Она тихо скончалась в больнице Кошен, не страдая, не предчувствуя смерти. Ее похороны, как проявленный негатив, отмели таинство ее жизни, обнаружив всеобщее признание и любовь к ней тысяч людей, съехавшихся со всех концов мира. Нескончаемым потоком шли люди по бульвару Сен-Жак к маленькому дворику больницы, гроб был окружен десятком грузовиков с венками, актер прочитал отрывки из ее «Очень легкой смерти», выступили министр культуры, писатели, актеры, студенты. Традиционную одну розу кладет на крышку гроба ее единственная сестра.
Сейчас, семь месяцев спустя, я стою на кладбище Монпарнас у свежей могилы, что направо у третьего дерева от входа; на прямоугольнике гипсового памятника – даты жизни и смерти Ж.-П. Сартра и Симоны де Бовуар, на могильной плите – множество писем, положенных сегодня: из Латинской Америки, Вьетнама, Алжира – от учениц, читателей, путешественников.
Смерть этой женщины как бы подвела черту под определенным периодом жизни Франции, начавшимся концом Второй мировой войны.
– Нет, я была очень далека от нее последние годы, – замечает Натали Саррот. – Мне не была близка ее феминистская деятельность. А после смерти мужа я не могу бывать на похоронах.
Говорим с ней о страшной, нелепой кончине Жаклин Пикассо. Рассказываю, как узнала об этом от вдовы Марка Шагала Валентины Григорьевны, когда несколько дней назад побывала у нее в Сен-Поль-де-Ванс, под Ниццей.
В прошлый мой приезд мы гуляли здесь с Шагалом, с нею, грузинским художником Церетели, вместе фотографировались всего за несколько месяцев до того, как Шагал умер в этом доме у лифта, в вестибюле. Теперь мы с Валентиной Григорьевной рассматриваем фотографии тех дней.
– Трудно поверить, – говорила она, неузнаваемо похудевшая, под глазами темные круги, – что нет Шагала. И вот теперь Жаклин, мне было ее нестерпимо жаль последнее время. Я слышала, что за несколько дней до самоубийства она звонила в мадридский музей Прадо, где были выставлены полотна Пикассо, унаследованные ею от мужа. По телефону она сказала директору: «Если что-то произойдет, я бы хотела, чтобы картины остались у вас». Жаклин уже давно жила в полном затворничестве, не принимала, не выезжала. Но как представишь себе этот ужас, когда женщина из револьвера разносит голову…
Натали Саррот подавлена рассказом.
…Она ведь была нестарой женщиной, ее смерть трудно объяснить. У Жаклин могло быть в жизни все, что бы она ни захотела. Тяжелая депрессия, болезнь? Иначе что же это?
– Флоранс d’Le, например, писательница значительно моложе Жаклин, высказала мысль, что в ее смерти есть печальная закономерность.
Сегодня Деле, пожалуй, самый интеллектуальный французский прозаик поколения «сорокалетних». Мы были у нее в гостях с профессором Робелем[62]
несколько дней спустя после смерти Жаклин Пикассо. Начинала Флоранс Деле как актриса, сыграв роль Жанны д’Арк в фильме Брессона. Но несмотря на призвание, в двадцать один год все-таки литература вскоре похитила ее навсегда. Роман Деле удостоен высшей литературной награды.– В ряде самоубийств последнего месяца, – сказала она, – не только вдовы Пикассо, но и самой популярной дикторши на телевидении, модной манекенщицы, есть общее. Эти женщины пользовались успехом, были окружены повышенным вниманием в силу причин, совсем не связанных с их индивидуальностью. У одной была красота, у другой – походка, у третьей то, что она была женой гения. Когда обстоятельства переменились, они отошли в тень, их забыли. Они просто не смогли выдержать невнимания, одиночества, перемены роли.
Вижу, что Натали Саррот тяжело продолжать. Пробую перейти к главному, к тому, о чем обычно она говорит неохотно, – к процессу ее творчества.
– Стараюсь писать каждый день, – откликается она. – Если это не удается, я словно заболеваю. Нет, вовсе не за этим столом, – показывает она на рукописи, сложенные в ряд. – Всю жизнь привыкла работать только в кафе. Ежедневно, с десяти утра до обеда. Пишу трудно, мучительно, переделываю по многу раз, исписываю целые тетрадки. Иногда несметное количество вариантов для создания атмосферы какого-либо одного эпизода.
Натали Саррот задумывается, медленно прихлебывая шипучий напиток, которым угощает меня.
– Думают, что меня узнали после шумной статьи Сартра. Нет, это не так, это случилось значительно позже.