Портреты и прочие художества

И мы снова писали… Обсуждали дела на нашей эстраде и, чего греха таить, порой довольно нелицеприятно отзывались об отдельных «мастерах искусств».

Мы снова расставались, чтобы перезваниваться. Наверное, если через сто – сто пятьдесят лет решат опубликовать нашу переписку, то будут только письма поэта Ю. Ремесника в Москву. Ответ я не писал и перезванивал. Если придумывалась новая песня, то пел ее по телефону. Я знал, что мой соавтор любил эти телефонные концерты, и они, однозначно, поднимали ему настроение.

О существовании поэта-песенника Ю. Ремесника уже знали любители музыки, во всяком случае, мои поклонники. Несколько раз его показали по федеральным каналам телевидения, а однажды, во время его очередного приезда в Москву, мы были на эфире набирающего обороты «Авторадио». Ведущей программы была известная редактор Диана Берлин. Она рассказала радиослушателям эфира о гостях передачи, акцентировав внимание на «нашем госте из города Азов, удивительном человеке и поэте Юрии Ремеснике». Слушателям предложили послушать несколько придуманных нами песен, а еще рассказали, что «наш гость» работает крановщиком на Азовском металлургическом комбинате и что в настоящее время он холост. Что тут началось…

Передача была в формате общения со слушателями по телефону, и телефон раскалился до бела. Соискательницы руки Юрия Петровича, забыв, что обычно мужчина первым предлагает руку и сердце, перебивая и отталкивая друг друга, рассказывали о своих физических и моральных достоинствах, соблазняли его трехкомнатными квартирами в Москве, уже взрослой и самостоятельной дочерью, и поэт отбивался с трудом и неожиданно для очередной дамы аргументировал отказ тем, что ему надо вставить зубы… Но та готова была ждать и помочь с дантистом.

Выдать замуж, вернее, составить ему партию не удалось. Он прирос всем своим нутром к Азову, к Дону, к казачеству. А может, он все делал правильно. Среда его обитания, да и способ его существования в этой среде говорил за то, что это не сиюминутное решение. Деньги к нему не прилипали. Если вдруг появлялась какая-то сумма, которая была выше его обычной номинальной, то она испарялась с какой-то удивительной скоростью. Родственники, друзья и просто «хорошие мужики» так же быстро исчезали, как и появлялись. И снова медленное течение жизни с частыми омутами и заводями, где вода – что, я? – жизнь могла зацвести.

Мое пятидесятилетие. Собираю на концерт всех, ну почти всех своих друзей. Кто-то выходит на сцену и участвует, кто-то смотрит на все происходящее из зрительного зала. Петрович как любимый соавтор, как действительно замечательный поэт, выходит на сцену. Его встречают бурными аплодисментами, как автора «Мадам» и «Лета нашей любви». Он читает два своих стихотворения и, очаровав окончательно публику, уходит за кулисы. Артисты, приятно удивленные поэтом из Азова, угощают его наперебой в артистическом буфете. Никто из них не отказывает в такой малости, как «сфотографироваться на память». Я уже не помню, что за аппарат был у Петровича. Но вся пленка или, как сейчас бы сказали, память, была забита под завязку. Лолита и Катя Семенова, Алена Апина и Ирина Шачнева, Алексей Глызин, Саша Иванов, Евгений Ловчев… Петрович улетел домой… Но…

Но после банкета произошла смешная история. Мне на концерте подарили петуха живого, красивого, знаете, такого «быка-производителя». Чтобы его как-то транспортировать, посадили в коробку от телевизора «Sharp», предварительно проделав в ней отверстия, чтобы подарок, т. е. петух, не прокис. Все это было доставлено ко мне домой и оставлено в комнате, где уложили моего соавтора. И под утро разыгрались в нашей квартире кинематографические страсти. Сначала мои впечатления… Сплю, и снится мне сон: деревня, детство, раннее утро, я, потягиваясь, выхожу на крыльцо… По всей деревне поют петухи, но неестественно громко и почему-то это пение смешивается с автомобильным шумом Ленинского проспекта. Я просыпаюсь и понимаю, что инстинкт есть инстинкт, и петух не может не выполнять функцию будильника. Я с негодованием отогнал мысль, что же теперь делать с «животным» и отправился на кухню. На кухне сидел «величайший поэт современности» и пытался привести себя в порядок с помощью крепкого чая.

– Может, что-нибудь покрепче?

– Да нет, что ты? Я и так запуган до смерти.

– Чем?

– Представляешь, этот гад…

– Который?

– Да петух… Я сплю и вдруг слышу что-то скребется: хр… хр… Думаю, померещилось. Потом снова… Ну все, говорю себе, приехали… Белочка… А нечего с артистами горькую жрать. Окончательно проснулся, сосредоточился и понимаю, что звук реальный. Мыши? Нет, для мышей звук слишком громкий. Встал с кровати, включил свет, пошел на звук. Вижу коробку из-под «Sharp’a» и из нее идет этот звук. Представляешь, петух лапой скребет стенку и пытается выбраться наружу.

– Представляю, чего ж не представить…