Портреты и прочие художества

Мы прилетели из Москвы на Ту-154, и среди нас были члены правительства, «знатные» шахтеры, нефтяники и газовики, и даже священники. Олег, как потом выяснилось, был генеральным директором «Арктикморнефтегазразведки» и, судя по разным косвенным признакам, был в авторитете в «высших эшелонах власти». Шахты на Шпицбергене – в Баренцбурге, да и Пирамида, были убыточными, но их поддерживало государство, так как по условиям договора, заключенного еще в царское время, эта земля наша до тех пор, пока на шахтах добывается уголь. И если наша шахта перестанет функционировать, то территорию выкупят, к примеру, США и построят рядом с Россией либо станцию слежения, либо ракет навтыкают (Шпицберген – свободный архипелаг, находящийся под юрисдикцией Норвегии).

А вот в «столице» Шпицбергена Баренцбурге живет 1000 человек, из них 700 мужчин и 300 женщин. Их забрасывают на остров в начале сентября, и год они живут и работают там до следующей смены. Баренцбург – резервация «совка» – на 1000 человек построен концертный зал, рассчитанный на 700 зрителей, громадный бассейн, школа и детский сад, в которых учились и проводили время около десяти мальчиков и девочек. Пили? Не знаю, наверное, пили. А что касается аморалки, то эта проблема стояла в полный рост.

– Слушай, а у вас при таком соотношении мужчин и женщин до дуэлей дело не доходит? – спросил я одного из своих новых знакомых.

– До дуэлей нет, но бабы творят здесь черт те чего. Приезжают с одним мужиком. Потом от него уходят к другому. Потом возвращаются, и мужики это все глотают.

– Да… А чем тут занимаются зимой?

– А ты знаешь, что у нас средняя зимняя температура минус 5 градусов?

– Нет, не знаю. А летняя?

– Плюс 3 градуса. Так вот, ты про досуг? Ну, у нас тут с этим вольготно. Знаешь, какой у нас бассейн? А спортзал? Завтра в концерте с тобой будет наша самодеятельность. Ты послушай.

И я послушал… И был приятно удивлен. А потом удивлен был, когда разговорился с конферансье концерта, который со своей семьей – женой и ребенком восьмую зимовку проводил на архипелаге.

– Куда нам возвращаться? Кто нас там ждет? А здесь у нас есть жилье, работа, а телевизор и здесь принимает пару программ.

И у нас были застолья и экскурсии. Осознание того, что через два дня домой, позволяло взахлеб восхищаться удивительными видами. И не успели мы, экскурсанты, «поехать крышей» от полярного дня, как поехали в аэропорт, и наш Ту взял курс на Москву. Мы с Мнацаканяном весь полет проторчали в секции, где располагались стюардессы. Он включил микрофон, и я с гитарой горланил песни, а весь лайнер дружно мне подпевал.

И мы с Олегом уже не расставались. Я его чаще встречал в Москве и Мурманске, чем многих своих друзей. И тогда я придумал термин «коррумпированный артист». Мы не жалели друг для друга ни чувств, ни эмоций. Я пел всегда столько, сколько он слушал, а он выпивал за меня столько, сколько было сил. А удар он умел держать.

Незаметно пролетели пять лет, и мы снова летим на юбилей – уже n + 5 лет шахте на Шпицбергене. Мы прилетаем в аэропорт, где принимали большие лайнеры, и дальше мы должны были лететь на вертолете до Баренцбурга. Вертушка, как челнок, должна была тремя рейсами отправить нас к месту назначения. Но почему-то… Вообще, я знаю, почему все решили полететь третьим рейсом. Все объяснялось просто: магазины продавали, и в частности спиртное, за «смешные» цены, и все решили зависнуть до вечера на территории суверенной Норвегии.

Я, моя жена, Олег и Андрей Бобров, пресс-секретарь «Арктикморнефтегазразведки» зашли в местный шоп, не супер, а просто шоп. Я обнаружил залежи «кальвадоса», и мы почувствовали себя героями «Трех товарищей» Э. – М. Ремарка. На капоте машины, которую мы зафрахтовали, устроили столик – нарезали колбаску, сыр, хлеб, разлили волшебный напиток. Застолье удалось. Жаль, укрепить дружбу русского и норвежского народов не получилось – наш шофер отказался наотрез составить нам компанию. Ну и пусть, сейчас, небось, жалеет… А мы, закончив трапезу, пошли грузиться на борт вертолета.

Я так никогда не летал. Вместо восемнадцати в воздушное судно набилось сорок восемь пассажиров.

– А мы взлетим? – спросил я летчика.

– Взлетим, не впервой. У вертушки тройной запас прочности.

– Что вы говорите? Самолеты падают.

На другой день мы летали на ледник и на шахту-город Пирамиду. Единственная в мире шахта, где уголь добывают не под землей, а на горе. Потом был, как у импрессионистов, «Завтрак на траве», хотя, может, это была и не трава, а карликовые березки, и посещение Дома-музея русского первопроходца И. Русанова. Мне там удались стихи, которые я написал в «Книгу отзывов», а жена их сфотографировала, чтобы не переписывать, и мы их уже с фотографии снимали, как музыканты свою партию в оркестровке. Город Пирамида оставил двоякое ощущение. С одной стороны, добротные здания для жилья, библиотека, музей, а с другой – пустой город. Город, в котором никто не живет, так как закрыли шахту. А посередине по улице течет бурная река, прорвавшая дамбу. Что-то там сейчас?