Портреты пером

«…Как живо сохранила я воспоминания о вас, как необходимо мне теперь верить в чувство вашей дружбы… Ваше письмо напомнило мне прошедшее, в котором я так полно жила душою, — тогда, как вы учили меня читать в моем сердце, анализировать мои мысли, учили не верить самой себе — а несмотря на то, я верила в то время… Два года прошло с тех пор — переменилась ли я за эти два года? Не могу или не смею отдать себе в этом отчета…

О, приезжайте! Теперь как много бы я желала слышать от вас… Скажите, вы не забыли меня? Не забыли наших вечеров в саду и на красном диване? Нашей прогулки в Покровском? Не забыли того вечера, когда вам так хотелось уйти, а мне так хотелось, чтобы вы остались?»

Нет, сейчас выехать из Тифлиса он не мог. Связан был службой, и денег на дальнюю поездку у него не было.

Ненадолго приезжал в Тифлис по служебным делам Николай Орлов. «Я чуть-чуть с ним не поссорился, — рассказывал Полонский в письме Гутмансталям, — он хочет быть другом, а не умеет уважать во мне человека… В обществе моих сослуживцев, как ему, так и мне мало знакомых, он назвал меня милый балбес — и вообще был слишком глупо и некстати откровенен вслух. Когда все ушли, я кротко заметил ему, что такое обращение со мной может повредить мне во мнении людей, которые вовсе меня не знают, — он расхохотался, назвал меня сумасшедшим, по своему обыкновению, и сказал, что по дружбе он может назвать меня как ему угодно! Я вспыхнул и сказал, что на такую дружбу, которая все себе позволяет, я плюю… Он обиделся и ушел. Дня через два об нашем разговоре не было и помину — мы расстались как хорошие приятели!!!»

«К 1 сентября я готовлю статистику Тифлиса, — сообщил Полонский в другом письме Гутмансталям. — Смех и горе! Из официальных бумаг видно, что ни одной цифры верной, что никто, даже сам князь Воронцов не знает, сколько здесь жителей».

Полонский готовил статистический очерк Тифлиса для «Кавказского календаря на 1847 год».

Он любил бродить по городу. Заглядывал на базары, в духаны, в караван-сараи, посещал знаменитые серные бани. Ему нравились живописные тифлисские сады, виноградники, сакли с плоскими кровлями. На этих кровлях вечерами танцевали девушки — грузинки и армянки — в национальных костюмах.

Повседневная жизнь коренных жителей Тифлиса оказалась куда живее, колоритнее быта приезжих чиновников с обычной картежной игрой по вечерам.

«Мои товарищи [по службе], — писал Полонский Александру Бакунину, — …почти все свободное от службы время просиживают за картами. Я не играю. Разговоров почти никаких, кроме городских пересудов, полученных чинов и орденов… Я слыву оригиналом».

«Мечтать мне некогда, — писал он Гутмансталям, — мне, изволите видеть, поручено составление статей: а) об иностранных семенах, посеянных в Закавказском крае, б) о хлопчатнике, в) о разведении табака и о шелкомотальных машинах. Стол мой завален кучами бумаг и переписки нашей канцелярии с департаментом сельского хозяйства, притом я держу корректуру Вестника, — итак, думать, мечтать мне нет времени…»

Близких друзей рядом не было. Золотарев все еще оставался в Москве. Лада-Заблоцкого услали в селение Кульпы за рекой Араксом, у турецкой границы, назначили управляющим кульпинским соляным промыслом. В феврале он писал оттуда одному приятелю в Тифлис, что живет «воспоминаниями прошедшего, потому что в настоящем только заботы, скука и тоска. У нас еще жестокая зима — снег лежит по колено».

А в Тифлисе никакого снега не было.

Получил Полонский письмо от сестры. Она побывала в Москве и, вернувшись домой в Рязань, написала брату не без едкости: «…видела Евгению Сатину, только, тебе откровенно сказать, я ожидала лучше по твоему описанию. Но я в ней ничего привлекательного не нашла».

Теперь эти слова не могли задеть его за живое. Затронули в нем грустное воспоминание — и только.

Позднее получил он — не ожидая — письмо из Москвы от Кублицкого. Тот, как ни в чем не бывало, написал: «Вот уже с лишком три года, как мы с тобой не только не видались, но даже не обменялись письмами». И дальше рассказывал о своем путешествии за границу.

Весною 1847 года Полонскому дано было служебное предписание объехать «для собрания статистических фактов» обширный Тифлисский уезд. Он с радостью согласился.