Портреты пером

Положение усложнилось тем, что Петр Лаврович влюбился в Жозефину. Как рассказывает Елена Андреевна Штакеншнейдер, Жозефина, «приученная смотреть на него глазами его семьи как на нечто не от мира сего, не знала, что делать, и только трепетала. Он тоже не знал, что делать, но себя понимал отлично и поэтому глубоко презирал».

Жозефина решилась посоветоваться с братом, брат в свою очередь, обратился за советом к доктору Конради, который бывал у Лавровых.

Доктор Конради и его жена решили вмешаться. «Молодую девушку Конради взяли к себе и поспешили разгласить эту историю под секретом повсюду, где только могли, — вспоминает Елена Андреевна, — от них узнала ее и я».

А тут наступило 4 апреля — покушение Каракозова на царя. Еще никто не мог предполагать, что ожидает Лаврова…

Жена доктора Конради, видимо, начала тяготиться взятой на себя ролью покровительницы Жозефины и решила уговорить ее выйти за Лаврова замуж.

20 апреля она сказала Елене Андреевне, что завтра едет с мужем за город, а Лавров и Жозефина пойдут в Эрмитаж. Вечером все соберутся на квартире Конради — в доме на углу Надеждинской и Саперного переулка.

В тот вечер Елена Андреевна также была приглашена к Конради. Ужинали поздно. Среди ночи вдруг раздался звонок.

Елена Андреевна вспоминает:

«Конради встал и со словами „верно, к больному“ пошел со свечой в темную прихожую. Звякнули шпоры, и послышался чужой голос: „Полковник Лавров здесь?“ Лицо Конради было бледно и свеча нетвердо держалась в руке его, когда он объявлял Лаврову, что его спрашивает жандармский офицер. Лавров поспешно встал и вышел, но не прошло и минуты, как он уже снова был посреди нас и объявил, что ему надо ехать домой с присланным от Муравьева жандармским офицером. Он не был бледен, как Конради, напротив, лицо его оживилось… В начале вечера он был пасмурен, и Конради были не в духе, и тихая красавица была еще печальнее, чем обыкновенно. Прогулки по Эрмитажу и обед вдвоем, по-видимому, не подвинули дела ни на шаг».

В эту ночь в квартире Лаврова на Фурштадтской был обыск и кабинет его опечатали.

А 25-го вечером жандармы взяли его самого.

16 апреля Полонского пригласили на домашний спектакль в частный пансион для девочек. Он записал в календаре:

«Вечер этот для меня был тяжел: я встретил С. М. [Софью Михайловну Дурново], с которой мое знакомство 20 лет тому назад кончилось таким позорным для меня образом несмотря на то, что во мне не было ни дурных мыслей, ни дурных намерений. Напротив… Она теперь, как кажется, была задета неожиданной встречей. Странная во мне симпатия к этой девочке — хочется назвать ее и дочерью и сестрой…»

Она оставалась для него девочкой и теперь — в ее сорок лет. Но прежних чувств не было…

13 мая в календарике Полонского появляется запись:

«Был в первый раз у Конради. M-lle Рюльман — глаза».

У нее были темные глаза и темные волосы, матовый цвет лица.

Потом он ездил в Москву навестить больную сестру, вернулся в Петербург, и вот 30 мая записывает в календарь: «У Конради. Жозефина Антоновна».

Муж и жена Конради вместе с Жозефиной жили теперь на даче в Павловске, — Полонский, видимо, застал ее в городе случайно, во время краткого ее приезда.