Портреты разного размера

Она поступила на вечернее Литературное отделение университета, начала писать, пристраивала свои маленькие статейки о «героях труда», футболе, собаках, юбилеях и прочем. Мы изредка говорили по телефону. Потом она вышла замуж за архитектора Агафонова.

— Тебе он не понравится, мне тоже не нравится, но нужно было для разных практических дел.

Писала она плохо (вроде «в комнату вошел председатель колхоза Огурцов с лицом Пьера Безухова»), но темы и людей находила ловко, устроилась репортером в одну из центральных газет, была первой советской журналисткой на Кубе. У нее начался роман с главным редактором газеты, зятем Хрущева Аджубеем. Агафонов, Танин муж, увидел их, сильно выпивших, — совокуплялись ночью в подъезде Таниного дома. На следующее утро Агафонов прибежал в партийную организацию газеты жаловаться. Его выгнали, не слушая. Таня сразу же подала на развод и уехала на Сахалин что-то о ком-то писать. Вскоре она стала самой влиятельной журналисткой в своей газете.

Время от времени она мне звонила, рассказывала о своих делах и как-то очень тактично понимала, что она мне не нужна. Иногда спрашивала:

— А Ничуша (прозвище ее отчима) — помнишь, как сказал?

Виталика она не вспоминала никогда.

Ей нравилось поражать меня, рассказывая о веренице мужчин;

— Никаких увлечений, понимаешь, никаких. Просто секс. А вчера была сразу с двумя! Одного из них ты хорошо знаешь.

Когда я позвонила ей сказать, что мы уезжаем, ее это мало тронуло.

— А моя новость — вот какая, произнесла она медленно. — Я сейчас презираю всех мужчин — эту потную свору — и боготворю мою возлюбленную. Она неземное существо. Спроси, кто это.

Я спросила.

— Галина Уланова. Любовь с первого взгляда. У обеих!

Поверить в это было невозможно, не поверить — тоже нельзя: Таня не была вруньей. И она рассказала мне, что никто не мог добиться интервью с Улановой, а она прямо вошла в ложу, где та сидела, слушая концерт. Проговорили весь антракт, а для фотографий Уланова пригласила ее к себе на следующий вечер, но сказала, что обеда не будет, так как она, к сожалению, не умеет готовить. На следующий вечер Таня пришла в высотный дом на Котельнической набережной с сумками — там был обед: и первое, и второе, и даже, как в детстве, клюквенный кисель. Все началось не с поцелуев, а с семейного уюта.

Это был первый Танин вечер в квартире, где она провела последующие двадцать лет, до дня своей смерти.

Но Уланова? «Когда я вижу ее на сцене, я весь в слезах, — говорил Пастернак. — Так всегда случается, когда я оказываюсь рядом с истинно великим»... Как духовная изысканность Улановой — она казалась неземным существом — моглa сблизиться и соединиться с Таниной примитивностью, вульгарностью? Уланова, которая любила тишину и одиночество, поселила у себя не только Таню, но и ее маму.

Несколько раз Таня передавала мне приветы через мою сестру в Москве, просила сказать, что она счастлива, что ушла из газеты, что она всегда вместе с Галиной — и в России, и за границей.

Мне рассказывали, что она владела Улановой целиком: разогнала всех ее друзей, огорчалась, когда та представляла ее как своего секретаря, а за границей иногда — как свою дочку. Молодая, по сравнению с Улановой, Таня умерла первой. Уланова собственноручно омывала ее тело и одевала для гроба, а после ее похорон пробыла почти год в нервно-психической клинике.

Три года спустя она сама умерла.

КОМЕДИЙНЫЙ АКТЕР АРКАДИЙ РАЙКИН

Аркадия Райкина любили все, он был большой знаменитостью – соло-комедийный актер – обаятельный, саркастичный, невероятно смешной и удивительно точный в попадании. Для меня было радостью услышать по радио какое-нибудь из его представлений.

Во время выставки картин Дрезденской галереи в Музее изобразительных искусств, на которой я работала, когда ко мне в музейной библиотеке подскочила секретарша и сказала, что в музее Аркадий Райкин, и что он хочет меня видеть! Меня?

В вестибюле у книжного киоска действительно стоял он – милый человек, ничего от знаменитости ни в его одежде, ни в прическе, ни в выражении лица. Оказалось, что он просто пришел на Дрезденскую выставку, и кто-то ему сказал, что сотрудница музея (назвав мою фамилию) записывает вопросы и высказывания публики о картинах. Его это заинтересовало, и он меня разыскал. «Я буду очень благодарен, если вы покажете мне эти свои записи", – сказал он. «К сожалению, это невозможно, – ответила я. – Мой блокнот с этими записями два дня назад украли".

Услышав это, он огорчился. Я предложила ему рассказать, что я помню. Мы пошли в музейный буфет с винегретом и сардельками. Только там было где сесть и относительно тихо.