Портреты в черных тонах (Стеклянная тень – исход)

– Именно. Только там и чувствую себя в безопасности. Попадись я в руки мачехи, она меня на куски разорвет. Страшнее этой озлобленной стервы я еще никого не видела. И, поверьте, такого мнения придерживаюсь не только я.

Шкляров нажал кнопку звонка, встроенную в стол, и в кабинете появился конвой. Арестованную увели. Несколько минут сыщики сидели молча. Потом Шкляров взял трубку и позвонил в следственный изолятор.

– Я вас прошу, Самсон Семеныч, проверьте камеру Натальи Сутягиной. Соберите все продукты и отдайте их на экспертизу в судебную лабораторию. Установите имена всех посетителей и с кем девушка общалась. По распоряжению начальника управления к ней могут быть допущены адвокаты без ограничения времени на общение. Обратите внимание на письма и записки, если найдете. И сделайте это сейчас, пока ее нет. У вас час времени. – Шкляров положил трубку и повернулся к Базарову: – Вот что, Олег Иваныч, зайди к руководителю отдела по экономическим преступлениям и попроси его разобраться с оборотом средств Эльвиры Сутягиной.

– Банк нам откажет.

– Возьмите санкции в суде.

– Нет оснований.

– Хватит со мной бодаться. Выполняй. А как, не мое дело. И вот еще что. Загляни к Андрею Забелину. Он сейчас на виду. Предупреди, что Артем в городе. Андрей его заклятый враг, и киллер может опять взять в руки снайперскую винтовку. Погибнет парень не за грош, как его предшественники.

– Лариса Малашкина теперь на Забелина работает?

– Я тут ни при чем. Они хотят пожениться. Пусть и работают вместе.

– Сменить карьеру следователя городской прокуратуры на должность секретарши частного детектива? Безрассудство.

– Плохое слово подобрал. Это называется любовью.

3.

Банда налетчиков, о которой стали забывать, вновь дала о себе знать. Из семерых остался в живых один, о котором никто ничего не знал. Последнего из беглых зеков нашли убитым на улице возле телефонной будки несколько месяцев назад, и он был опознан по отпечаткам пальцев. Решили, что один в поле не воин, но рано обрадовались. И последний налет это доказал.

На двадцатом километре западного шоссе зековский фургон обогнал джип. Боковое тонированное стекло опустилось, и появился ствол пистолета. Выстрел был точным. Пуля угодила водителю фургона в висок. Машину пару раз качнуло, она сошла с дороги и свалилась в кювет, после чего перевернулась. Джип затормозил рядом. Из него вышли четверо мужчин в масках клоунов с автоматами и резиновыми дубинками, пристегнутыми к поясам. Сидящего в кабине сержанта за шкирку выволокли через окно и заставили открыть дверь фургона для заключенных. Он не спорил. С пистолетом против автоматов трудно спорить. Сделав свое дело, он получил крепкий удар дубинкой по темени и отключился.

Конвоиры, сидящие в фургоне, тоже не сопротивлялись. Их также оглушили. У старшего конвоира взяли ключи и открыли камерный отсек. Кабинки для зеков с перегородками едва вмещали человека. Наташа не пострадала. Она сидела на своем месте, но вверх ногами. Ее удерживали деревянные колодки на руках и ногах.

Замки открыли, девушку взяли на руки, чтобы она не упала головой вниз, вынесли из машины и посадили в джип. Наташа не испугалась и даже не удивилась случившемуся.

Операция прошла молниеносно. Раз, два, и готово. Через пять минут в кювете остался валяться лишь перевернутый фургон. Людей оттащили в кустарник у опушки. Проезжающие машины притормаживали, но не останавливались. Истекающих кровью людей никто не видел, а перевернутая машина не редкость на узком извилистом шоссе, тем более когда нет пострадавших и неизвестно, сколько времени она там валяется.

Наташу привезли в приличный загородный дом, где ее ждал Казимир Борисович, тот самый человек, который накануне навещал ее в камере.

– Как самочувствие, Наташенька?

Светлая просторная комната, накрытый стол, уют и добродушный мужчина, спасший ее от тюрьмы – и лишивший наследства.

– Ловко сработали ваши ребята, Казимир Борисыч.

– Ну, это мелочи. Они способны на большее.

– Не сомневаюсь.

– Тебе не мешает подкрепиться. Ты выглядишь усталой и бледной.

– Перенапряжение.

Наташа села за стол и жадно набросилась на еду.

– Как прошел допрос? Не напугали Шклярова своим интеллектом?

– Вашу версию событий я выучила наизусть. В свое время я очень увлекалась театром. Актрисой быть не мечтала, хотела стать режиссером и штудировала Станиславского. Мне запомнилось одно интересное изречение. Чтобы роль стала твоей, надо ее соотнести с самим собой и присвоить. Соотнести и присвоить. Мне не было нужды разыгрывать из себя интеллектуалку. Я не вела следствие, а рассказывала свою историю такой, какой ее видела. Мне кажется, я была убедительной. Вот только женщина в черном, некий фантом, притянута за уши и выглядит неестественно.

– Верить вам или не верить – их дело. У них ничего нет, кроме косвенных улик. Но даже при самых благоприятных обстоятельствах вам грозило лет семь.

– Спасибо. Мне и двух недель хватило. В тюрьму я не вернусь. А если меня поймают, я удавлюсь в камере.

– Вас никогда не поймают, Наташа.