Портреты заговорили

26 января поэт послал голландскому посланнику роковое письмо. Существует и другая версия «последнего толчка», которую принимает П. Е. Щёголев. Она восходит к самой Наталье Николаевне и впервые была изложена в воспоминаниях А. П. Араповой. По её словам, года за три перед смертью H. H. Ланская «рассказала во всех подробностях разыгравшуюся драму нашей воспитательнице, женщине, посвятившей младшим сёстрам и мне всю свою жизнь и внушавшей матери такое доверие, что на смертном одре она поручила нас её заботам <…>». Поводом к дуэли послужило свидание, которое Дантес, угрожая в случае отказа покончить с собой, выпросил у Натальи Николаевны, уже будучи женатым. Свидание состоялось в кавалергардских казармах на квартире приятельницы и свойственницы Пушкиной Идалии Григорьевны Полетики, внебрачной дочери графа Г. А. Строганова[635].

«…Дойдя до этого эпизода, мать, со слезами на глазах, сказала: „Видите, дорогая Констанция, сколько лет прошло с тех пор, а я не переставала строго допытывать свою совесть, и единственный поступок, в котором она меня уличает, это согласие на роковое свидание… Свидание, за которое муж заплатил своей кровью, а я — счастьем и покоем всей своей жизни…“» «Несмотря на бдительность окружающих и на все принятые предосторожности, не далее, как через день, Пушкин получил злорадное извещение от того же корреспондента о состоявшейся встрече»[636]. По уверению А. П. Араповой, Пушкин «прямо понёс письмо к жене». «Оно не смутило её. Она не только не отперлась, но, с присущим ей прямодушием, поведала ему смысл полученного послания, причины, повлиявшие на её согласие, и созналась, что свидание не имело того значения, которое она предполагала, а было лишь хитростью влюблённого человека».

Опытная писательница А. П. Арапова умело сочиняет диалоги (как русские, так и французские) и сводит концы с концами, повествуя о том, как «тихо, без гневной вспышки ревности» обошлось объяснение супругов. «Он нежным прощающим поцелуем осушил её влажные глаза и, сосредоточенно задумавшись, промолвил как бы про себя: „Всему этому надо положить конец!“» «Приведённое выше объяснение имело последствием вторичный вызов на дуэль Геккерна, но уже составленный в столь резких выражениях, что отнята была всякая возможность примирения».

В подробном рассказе Араповой о дуэльной истории есть ряд фактических ошибок (вызов на поединок был, например, сделан Дантесом, а не Пушкиным). Многое в этом рассказе, несомненно, относится к области беллетристики, а не мемуарной литературы.

Нельзя, однако, не согласиться с мнением Щёголева о том, что, по существу, рассказу Араповой «можно и должно поверить, ибо это говорит дочь о матери». «Да, на квартире у Идалии Григорьевны Полетики состоялось свидание Дантеса с Натальей Николаевной»[637]. Прибавлю от себя — легкомысленное согласие на такое свидание, даже если оно, в самом деле, было «столько же кратко, сколько невинно» — это согласие является тяжким житейским грехом жены Пушкина, за который она, по-видимому, не переставала себя упрекать до конца своих дней. Факт свидания не подлежит сомнению, но дата его остаётся неизвестной. Возможно, что Пушкин узнал о нём непосредственно перед балом у Воронцовых-Дашковых. Тогда обе версии друг другу не противоречат — поведение Дантеса 23 января только усилило разгоравшийся гнев Пушкина. Во всяком случае рассказ Фикельмон, непосредственной свидетельницы, несомненно, ценен и заслуживает внимательного исследования, как и всё её повествование о преддуэльных месяцах.

Наоборот, как справедливо указывает Е. М. Хмелевская, вторая часть «записи, где говорится о дуэли и смерти Пушкина, не представляет большого интереса». Дарья Фёдоровна, как я уже упоминал, говорит с чужих слов, причём главным её информатором, говоря современным языком, является В. А. Жуковский. Краткое описание поединка, которое она даёт, в общем, соответствует истине, но ничего нового не содержит. Рассказывая о последних днях и часах поэта, Дарья Фёдоровна старательно, но порой не вполне точно повторяет легенду, созданную Жуковским и другими друзьями Пушкина в интересах его жены и детей. Нового здесь почти ничего нет, за исключением сообщения о том, что умирающий попросил своего секунданта Данзаса обещать не мстить за него и передать своим отсутствующим шуринам запрещение драться с Дантесом. Кроме Дарьи Фёдоровны, никто об этих словах Пушкина не упоминает.

Я не буду комментировать второй части записи. Сделаю исключение только для упоминания Фикельмон о том, что «несчастную жену с трудом спасли от безумия, в которое её, казалось, влекло мрачное и глубокое отчаяние».