Портреты заговорили

Вернёмся теперь немного назад — к лету всё того же 1830 года. Свадьба Пушкина по разным причинам долго откладывалась. На короткое время (конец июня — начало августа) он приехал в Петербург и затем снова вернулся в Москву. Очевидно, повидавшись с поэтом, Фикельмон записывает 11 августа 1830 года: «Вяземский уехал в Москву, и с ним Пушкин, писатель; он приезжал сюда на некоторое время, чтобы устроить дела, и теперь возвращается, чтобы жениться. Никогда ещё он не был таким любезным, таким полным оживления и весёлости в разговоре. Невозможно быть менее притязательным и более умным в манере выражаться». Быть может, поэт вспомнил о том, что в апрельском письме Дарья Фёдоровна заранее упрекала, его в том, что, женившись, он переменит своё отношение к ней. Вспомнил и лишний раз хотел показать, что всё остаётся по-старому.

Долли очень ценила в людях умение вести беседу, и в особенности, способность говорить просто и занимательно. Чувствуется, что именно эта способность Пушкина, оттенявшая его блестящее остроумие и ум, особенно восхищала молодую женщину. А в Долли он видит умную, блестящую собеседницу. В салоне Фикельмон поэт прост и естествен. 18 февраля 1831 года Пушкин наконец обвенчался с H. H. Гончаровой. Первые месяцы молодые прожили в Москве, а в середине мая, не поладив с тёщей, поэт приехал с женой в Петербург, намереваясь провести лето и осень в Царском Селе.

Вернёмся снова к дневнику Фикельмон. 21 мая она записывает: «Пушкин приехал из Москвы и привёз свою жену, но не хочет ещё её показывать [в свете]. Я видела её у маменьки — это очень молодая и очень красивая особа, тонкая, стройная, высокая — лицо Мадонны, чрезвычайно бледное, с кротким, застенчивым и меланхолическим выражением, — глаза зеленовато-карие, светлые и прозрачные, взгляд не то чтобы косящий, но неопределённый, — тонкие черты, красивые чёрные волосы. Он очень в неё влюблён, рядом с ней его уродливость ещё более поразительна, но когда он говорит, забываешь о том, чего ему недостаёт, чтобы быть красивым, — он так хорошо говорит, его разговор так интересен, сверкающий умом без всякого педантства».

Портретов Натальи Николаевны известно немало, но почти все они относятся ко времени её вдовства или второго замужества с генералом П. П. Ланским[391]. Немало мы знаем и описаний её внешности в переписке и мемуарах современников. Прелестная, выразительная словесная акварель, набросанная Фикельмон после первой встречи с Натальей Николаевной,— едва ли не лучший её литературный портрет. Чувство прекрасного, которое было так сильно у Дарьи Фёдоровны, сказалось здесь в полной мере. Сказалась в её записи и всегдашняя способность наблюдать людей. Фикельмон сразу заметила, что Пушкин влюблён в свою юную жену, хотя есть ряд свидетельств, что под венец он шёл неохотно, почти по обязанности. За неделю до свадьбы (10 февраля 1831 года) он пишет своему приятелю Н. И. Кривцову: «До сих пор я жил иначе, как обыкновенно живут. Счастия мне не было <…> Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся — я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же женюсь я без упоения, без ребяческого очарования <…> Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчёты. Всякая радость будет мне неожиданностью». Но свадьба состоялась, и радостно удивлённый Пушкин почувствовал, что к нему в самом деле пришло долго не дававшееся счастье.

Через шесть дней после венчания (24 февраля) он пишет П. А. Плетнёву: «Я женат — и счастлив; одно желание моё, чтоб ничего в жизни моей не изменилось — лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился». Через три месяца счастливого, влюблённого поэта увидела у себя Фикельмон. По-прежнему он кажется ей очень некрасивым, даже уродливым человеком, о внешности которого забываешь, когда он начинает говорить. По-прежнему Долли отмечает сверкающий ум поэта. С обычной своей проницательностью она чувствует, что Пушкин счастлив. Пребывание молодожёнов в Петербурге, где они жили в гостинице Демута, продолжалось всего неделю. 25 мая Пушкины уехали в Царское Село, куда вскоре в связи с начавшейся в столице эпидемией холеры переехали царская семья и двор. Вокруг резиденции были установлены карантины, и сообщение с Петербургом прекращено.

К этому времени относится ещё одно впервые публикуемое сообщение о Пушкине в письме Е. М. Хитрово к Вяземскому от 12 июля 1831 года; «Наш друг в Царском Селе — я не могу для него ничего сделать — за исключением книг»[392]. Таким образом, несмотря на карантинные строгости, заботливая Елизавета Михайловна продолжала снабжать поэта нужными книгами, вероятно, используя при этом возможности своего зятя-посла[393]. Мы видим, что её отношение к Пушкину после его женитьбы остаётся прежним. Е. М. Хитрово сумела себя перебороть и, оставаясь другом Пушкина, жизни его больше не осложняла.