Портулан

От Слушателя во все стороны сыпались искры. Под истошный вой пятидесяти оркестров он взахлеб поведал о своем визите в Непал, об изнурительных практиках в каком-то чертзнаетгденаходящемся ашраме, о пещерах, о благословениях учителей, о будущем превращении (когда ему удастся выполнить задуманное, когда вся музыка мира в его наушниках зазвучит одномоментно, он обязательно это сделает!) в такую же радостную волну, в какую вернулись после освобождения от собственных тел все эти Рамакришны, Вивекананды, Шри Ауробиндо и Йогананды. Мне пришлось изображать самое искреннее, самое преданное внимание: а как еще оставалось себя вести? Он был вне себя. Я боялся, что он вот-вот треснет меня своими чертовыми наушниками. Я по-прежнему ни на секунду не сомневался в невозможности сделать то, о чем он грезил, но на этот раз не пытался возразить. В подобных случаях время чрезвычайно замедляется: пока Карабас опорожнял свой мочевой пузырь, Слушатель на удивление многое успел. Прежде всего, этот музыкальный извращенец поселил во мне искреннее удивление перед самой непознаваемой и самой таинственной на земле субстанцией – человеческой фантазией, способной конструировать столь необычные и причудливые химеры, как эта, которая прочно засела в его воспаленном мозгу. Валторнисты и скрипачи кроили и резали мою душу, барабанщики делали из нее прелестную отбивную, а Большое Ухо кричал, что через несколько лет сведет воедино около полумиллиарда записей (он уже подсчитал их), а затем овладеет махасамадхи – и тогда прощай, мир. «Господи, – думал я, – Милосердный, Всеблагий Господи! Видно, я здорово перед тобой провинился, если Ты мучаешь мой слух мешаниной из Шёнберга и Гризе. Помоги же мне, ничтожному представителю избранного Тобою народа, порази молнией провода, отключи электричество, пришли, наконец, сюда свирепый отряд СОБРа! Пусть хоть кто-нибудь остановит его и заткнет все эти валторны и скрипки, иначе я не выдержу…» Здесь-то затылком я и почувствовал присутствие Карабаса. Вернувшийся режиссер слушал фантазера с самым искренним вниманием. Лев явно готовился прервать исповедь, он был готов к прыжку, я и не сомневался, что болтун вот-вот обрушит на Слушателя свои познания в области медитативных практик, изольет все свои соображения по поводу Рамакришен и Вивекананд, – и оказался прав. Когда, возбужденно пощипывая кончик эспаньолки, мэтр все-таки влез, я уже знал, что делать. Я оставил двух деятелей развлекать друг друга побасенками о пути аштанга-йоги и под предлогом посещения туалета просто-напросто свалил от них, прихватив с собой виски.

XVI