Портулан

Отечественный мужчина (опять-таки так уж получилось) вырастает в исключительно женском окружении, беспрекословно подчиняется этому окружению, подавляется им с младенчества (когда все как раз и закладывается), водится им за руку, обучается им в детсадах и школах и так далее и тому подобное. Отцы либо устранены (войны, репрессии и прочее), либо (опять-таки уже по сложившейся традиции) устраняются сами. Все воспитание наше с яслей имеет исключительно женский характер. Я не знаю ни одного своего знакомого, которого бы воспитывал отец. И здесь перехожу к собственному опыту: моя мать, как и полагается каменной бабе, с «вожжой», свободолюбивая, крутая, не терпящая возражений, скорая на расправу и не менее скорая на ласку, относилась ко мне исключительно традиционно (отец на работе, в командировках и т. д.). Сказать, что она всем своим авторитетом, всей своей мощью, всей своей материнской, перехлестывающей (как у нас обычно и бывает) через край женской, русской любовью не подчиняла, не контролировала, не подавляла меня и не создавала тем самым мой будущий мягкотелый, фаталистичный, совершенно несамостоятельный характер (впрочем, не побоюсь заметить, что подобные характеры выковались у нашего подавляющего мужского большинства), – значит погрешить против истины! Материнская суровость не раз меня поражала, мужественность – потрясала! Кто, как не матушка, учил меня по любому поводу бежать только к ней, только у нее просить защиты и надеяться только на нее. Кто, как не она, неистово порол за двойки и про чие шалости, когда попадался под горячую руку. К кому, как не к ней, я приспосабливался (и теперь приспосабливаюсь) всю свою жизнь. Детский сад пропускаю (там сплошные Марьиванны). А школа? О эта классическая отечественная школа с ее богатыршами-завучихами, свихнувшимися на собственном предмете вампиршами-математичками, громогласной директоршей и двумя единственными на весь коллектив мужиками – физкультурником в обнимку с не менее пьющим учителем труда! Эти-то последние совершенно не запомнились, стерлись в памяти, растворились в тумане. Зато навсегда отпечаталось другое – литературу (великое, доброе, вечное) преподавала нам бывшая снайперша 301-го отдельного артиллерийского морского дивизиона Балтийского флота, у которой грудь по праздникам была что твой иконостас (ордена и медали) и которая уже в девятнадцать своих неполных лет девчоночьей рукой отправила на тот свет не менее двух десятков немцев. Что и говорить: в классе и муха не могла пролететь, а Пушкин и Лермонтов отскакивали от зубов с пулеметной скоростью.

Позвольте, а как же в таком случае быть с традиционными мужеством и храбростью отечественных солдат в бесчисленных кровопусканиях?

Ответ прост: и храбрости, и мужеству нашим прежде всего присущи женские черты. Русское (простите за тавтологию) мужское мужество по-женски терпеливо и по-женски жертвенно. Это не мужество пылкого и стремительного чеченца, любующегося своим природным «мачизмом», расчетливого и тренированного немца или хладнокровного англичанина. У отечественного военного мужества совершенно другие истоки. Удивительная пассивность русского солдата, позволяющая, однако, ему часами стоять под артиллерийским обстрелом, терпеть невероятные лишения и совершенно спокойно относиться как к смерти товарищей, так и к своей собственной, поражала иностранных наблюдателей на протяжении всех войн, которые почти беспрерывно вела Россия. Есть многочисленные немецкие, французские и английские мемуары, подтверждающие ставшие уже национальными чертами терпение, покорность судьбе и готовность идти на любые жертвы (чисто женские черты характера). Кстати, подобные качества на войне в конечном счете имеют главное значение (как у Толстого: «Кто меньше себя жалеть будет…»).