Порубежник

– Семью не трогай, – прочистив горло, произнес сотник.

– С чего бы это? – удивился Архип. – Приказ великого князя точен и ясен. Семьи всех причастных к бунту похолопить и подарить порубежным боярам. Они, поди, службу несут верно. Впрочем… Если ты напоследок готов сослужить князю, то, так и быть, они смогут уйти вольными, со всем скарбом, что увезут на повозке, и со всей живностью.

– Что нужно делать?

Каким бы сильным ни был воин, у любого есть ахиллесова пята. У надельников это их семьи. Еще при формировании этого войска Михаил и Мономах закладывали этот побудительный мотив.

– Ты сейчас велишь привести сюда сотников и полусотников, кои не пожелали присоединиться к вам и сидят в порубе. Сделаешь все ладком, отпущу твою семью. Нет – на нет и суда нет. И помни о дружине Романова.

– Да понял уж, – дернув щекой, глухо произнес пленник.

Только теперь Михаил сообразил, за каким, собственно, сюда отправились именно особисты Пограничного. Они были у всех на слуху. Как и их отличительный знак в виде оскаленной волчьей головы, что был изображен на шлемах. В город-то они въехали по-парадному, а не пряча броню в чехлах. А где эти степные волки, там рядом и княжья дружина, за которой уж давно закрепилась определенная слава.

А вообще Михаил просто дуреет с отчаянной наглости Архипа. Понятно, что времени нет и действовать приходится в жесточайшем цейтноте. Но, ч-черт, это все одно ни в какие ворота. Остается только восхищаться этим пройдохой. И таки да, ничего удивительного в том, что такой кадр является правой рукой Мечникова.

Глава 16 Выполняя уговор

– Не надо! Прошу вас, не убивайте! Мы простые пахари, никому зла не делаем. Забирайте все, только не трогайте нас.

Крестьянин вжался в угол между домом и хлевом, завел своих домашних за спину и вымаливал милость у троих воев, оказавшихся на его подворье. Причем не только своих старается защитить, не забыл и о порученных ему детях. Правда, то, как он это делает, ничего кроме горестного вздоха вызвать не может. Перед ним волки. А они мольбам овец не внемлют.

– Дурень. На кой нам тебя резать. Возьмем свое да уйдем, – хмыкнув, произнес тот, что был постарше.

Шлем с полумаской скрывает половину лица. Открытая бармица только и показывает, что окладистую бороду с проседью. Доспех русский, с воронеными пластинами. Эдак встретишь без воинского одеяния и не узнаешь. Разве только голос. Тот запоминается своей особой хрипотцой.

– И от бабы твоей с девками не убудет, – осклабился молодой, с редкой еще бороденкой.

Старший только хмыкнул и одобрительно кивнул. Инициатива ему явно понравилась. Последние дни как-то не задались, так отчего бы и не поразвлечься немного. Опять же кто знает, быть может, последний раз в жизни. Третий, средний по возрасту, глумливо хохотнул и помял свой уд, показывая, что он совсем не против такого десерта.

Крестьянин расставил руки в стремлении прикрыть собой семью – вполне еще молодую жену, двух дочерей четырнадцати и тринадцати лет, троих сыновей помладше, да мальчика с девочкой, отданных ему на воспитание. Приблизившись к хозяину подворья, молодой одарил его открытой улыбкой и, все так же улыбаясь, сунул в душу кулак в перчатке с железными пластинами. Молод, но крепок, и удар поставлен хорошо. Мужик переломился, задохнувшись, и, не в состоянии не то что застонать, но даже вздохнуть, упал на землю, засучив ногами.

Бросившаяся было на защиту жена осела, получив удар в скулу. Пластина рассекла кожу, и брызнула алая кровь. Баба закатила глаза и рухнула на землю, покрытую тонким слоем истоптанного сена. Молодой же с глумливым хохотом схватил девочек-подростков.

Хык!

Его смех резко оборвался. Воин замер, выпучив глаза и забыв, как дышать. В уголке его губ появилась струйка крови. Что в общем-то неудивительно, учитывая дротик, вонзившийся ему в спину. Вместе с ним начал оседать и второй воин, точно с таким же гостинцем в спине.

Старший сориентировался мгновенно. Определил, откуда именно последовала атака, и поспешил укрыться за углом избы.

– Трево-ога-а! Вра-аг! – выкрикнул он, изготавливаясь к бою.

Вообще-то следовало бы начать с этого ублюдка. Все указывало на то, что он наиболее опытный. Но он стоял слишком уж неудобно, прикрытый этим самым углом дома и другим воином. Будь даже у Михаила три руки, его все одно пришлось бы оставлять на потом. Конечно, можно попробовать обойти, занимая более удобную позицию. Но тут уж слишком большой риск быть обнаруженным.

Опыт, как и половое бессилие, приходит с годами. Только молодой и горячий рвется в бой, толком не разобравшись, что, собственно, происходит. А еще может посчитать предосудительным отступление или призыв о помощи. Впрочем, такие в основном долго и не живут. Вот этому уже перевалило за четвертый десяток, а дожить до таких лет при его ремесле с молодой горячностью не получится.

Поэтому он предпочел спастись и поднять тревогу, предупреждая об опасности остальных товарищей. Ну и надеясь, что те придут к нему на помощь. Не хорониться же им теперь от каждого шороха.