Он сел за рабочий стол Михаила, но внимание его было больше сосредоточено на Ксении, играющей роль честной вдовы. Сам Романов изображал озабоченного брата. Ведь видно же, что это всего лишь дурость и блажь, а не серьезные намерения. Ну какая из нее невеста для князя. К тому же женатого.
На третий день знакомства Михаил якобы уехал по делам. Просчитал он все верно. Этим решил воспользоваться Матвей, тайком пришедший к ним домой в отсутствие хозяина. Романов только качал головой, наблюдая за шекспировскими страстями. Ну вот где он еще увидит такой театр?
Впрочем, справедливости ради, играла только Ксения. Матвей, тот всякий раз влюблялся искренне и без оглядки. Правда, потом охладевал, причем совсем необязательно при появлении новой пассии. Скучно ему было крутить долгие романы. Ну что тут сказать. Ему интересен не столько сам секс, сколько процесс соблазнения.
Чтобы опоить его дурманом и зельем правды, Ксении потребовалось не больше часа. А потом она щебетала над ним, одаривала ласками и задавала вопросы, интересовавшие Михаила. Сам же Романов сидел за печью и слушал откровения сына.
– И что, Петр так-таки и умыслил измену? – поиграв языком с его ухом, поинтересовалась Ксения.
– Умыслил, глупец, – пьяно попытавшись притянуть ее к себе, подтвердил князь.
Но женщина легко выскользнула из его объятий и игриво погрозила пальчиком.
– Сначала поговорим, а потом будет тебе и медок. А как все было-то? С чего началось?
– Мономах захотел получать больше, чем давал Петр. Я говорил брату, что это еще от батюшки повелось, и, коли он станет давать требуемое, не оскудеет. А коли ему не хочется, то можно отдать великому князю то, чего он желает, Рудный да Угольный. Его ябетники да мытари сами все дело загубят, а Петр и на худой руде свое возьмет. Поди, мастера не холопы. Как только увидят, что жить стало хуже, так сами к нам и придут. А с годами, как поймет князь, что дело рушится, так и сам отдаст те грады. А что до малой дружины, так срок службы можно сократить с трех до двух лет и часть воев раскидать по пограничным заставам. Эдак при своем и останется. Да брат уперся.
– А ты не хотел его оставить? – продолжала спрашивать Ксения.
– Да как я брата-то оставлю? Готовился встать с ним плечом к плечу, но до поры сидел у себя в Олешье, пока он сговаривался с половцами, да печенегами, чтобы единой стеной встать против великого князя. По всему выходило, что отдать им за то пришлось бы меньше.
– Поди, надельное войско Мономаха-то поболее будет. И оружием да выучкой не уступят.
– Петр время тянул еще и оттого, что сговаривался с князьями полоцкими, чтобы вдарить разом. А там и другие вступили бы в замятню. Так что Мономаху было бы не устоять.
Сидевший за печью Михаил скрежетал зубами, краснел и пыхтел, как самовар. Удумал-таки Петр порушить все его начинания и пустить по ветру труд прошлой жизни. Вот же паразит. Хоть бери и поступай по примеру Тараса Бульбы.
Ксения подошла к печи, и Романов озвучил ей очередной вопрос. После чего она вернулась к Матвею, развалившемуся на постели, и, присев рядом, погладила его голову, не став противиться его руке, прошедшейся по бедру под тонкой тканью сарафана. Будучи одурманен, он не видел в ее поведении ничего странного.
– И что, вы вот так решили порушить то, на что ваш батюшка жизнь положил?
– Петр считал, что батюшка сглупил. Ему бы следовало самому создать свое надельное войско, устроить замятню промеж князей, а потом согнуть их в бараний рог.
– А ты так не считаешь?
– Брата я не бросил бы. Да только добра из этого не получилось бы. Не признали бы нас другие князья. Как воротят морду от меня и нынче. Если только все княжеские роды под корень извести. А это не просто душегубство, но глупость несусветная. Потому как не только князья не видят меня и детей моих своей ровней, но и люд простой не признает нашего права быть над ними. Мы в почете только лишь на своих землях. В иных нас все больше за выскочек почитают. Чтобы переломить это, потребны долгие годы. И я над тем тружусь, памятуя, как действовал батюшка.
– А как так случилось, что Мономах с тебя спрос не учинил?
– Так откуда ему было знать, что я в заговоре участвовал. Все внезапно случилось. Я даже войско собирать не начал, как прилетела весть о том, что случилось в Пограничном.
– А как вышло, что матушку твою и всю семью брата побили?
– Сказывают, что в горячке сечи. Сам толком ничего не ведаю. Пытался разузнать, но все, как один, твердят, что вышло это случайно, а повинных в том тотчас же предали казни…
Пытала она его часа два. За это время Михаил успел узнать многое. Конечно, горько было сознавать, что его сын едва не разжег очередную свару на Руси. Но даже в этом случае ему грозил постриг в монахи и глухой монастырь. О семье и говорить нечего. Если княгиня повинна, то и ей путь в монахини. Детей же под опеку, и старший должен был наследовать отцу. Мономах делал все, чтобы его Правда укоренилась на Руси, а потому поступаться своими же законами не стал бы.