Порученец царя. Нарвский дьявол

Не желая испачкать плащ ни о стену, ни о бока лошадей и колёса кареты, он осторожно сунулся между ними, а убедившись, что драгун глянул на проходящих по улице подружек девиц, оставил его без присмотра и в карете никого нет, тихонько приоткрыл дверцу и шмыгнул внутрь. Удивлённый, что не слышит его удаляющихся шагов, драгун обошёл лошадей, приблизился к дверце, потом осторожно заглянул в оконный проём. Серый плащ меж сидениями вдруг резко поднялся, откинулся, и перед изумлённым охранником кареты предстала чубатая голова казака.

– Ку-ку! – произнесла голова и заговорщически подмигнула левым глазом.

Увесистый кулак с зажатым в нём концом короткой палки стукнул его в лоб прежде, чем он успел выкрикнуть призыв к тревоге. Втащив оглушённого драгуна в карету, казак живо убедился, что никто этого не заметил, связал пленника и воспользовался париком, чтобы заткнуть ему рот. После чего переоделся в его военную форму. Ступив опять на булыжники переулка, он оправил узковатый для него камзол и уверенно вернулся к улице, где невозмутимо спустился к входу в харчевню. На стук прикладом мушкета тишина за дверью нарушилась какой-то вознёй, словно там зашевелились обеспокоенные крысы, затем с тихим шорохом осторожно приблизились мужские шаги. Дверь распахнулась, и за порогом вход в зал преградили двое мастеровых с пронизывающими и изучающими взглядами. Трудно было поверить, что пару часов назад они представлялись ксендзу беспробудными пьяницами.

– Случилось что? – грубо, как старший из них, спросил тот, что стоял слева, и отступил, подозрительно уставившись в лицо казаку. – Э-э, да это не...

Договорить ему не удалось, резкий удар прикладом мушкета в низ подбородка болью пронзил челюсть и прокушенный язык, он оступился и рухнул на пол.

– Ты что, гад, мою девку лапал?! – громко объяснился ему переодетый казак.

Второй мастеровой живо выхватил пистолет и нацелил в грудь ревнивца драгуна, который по личной причине ударил его товарища. Он не знал, что делать, не имел на такой случай никаких указаний, тем более что загорелый драгун примирительно вскинул руки вверх, и медленно сделал шаг назад, к ступеням. Мастеровому поневоле пришлось ступить за ним наружу. Странный шелест заставил его поднять голову, и тут же на него чёрным коршуном свалился в прыжке сбоку некто в чёрном плаще и с личиной на голове, повалил, ударил головой о стену. Оставив его валяться на ступенях, Удача ринулся внутрь харчевни, а казак Сашка приостановился снаружи, так как искоса заметил, что оба стражника возле ворот уставились в его сторону, а унтер-офицер что-то сказал рослому и широкоплечему увальню солдату. Можно было догадаться, он приказал тому узнать, что произошло, потому что солдат вперевалку зашагал в направлении харчевни.

Очутившись внутри помещения, Удача отскочил к стене, давая глазам возможность привыкнуть к бледному освещению. Мастеровой с разбитой прикладом челюстью не шевелился, не подавал признаков сознания. Хозяин заведения в самом скверном расположении духа стоял за стойкой, истуканом замер с тарелкой, которую до этой секунды вытирал полотенцем. За столом напротив стойки тоскливо протирал на лавке зад штанов кучер графини. И за тем же столом привстали двое поджарых, как на подбор статных драгуна, оба замерли, лишь брошенные из кружки игральные кости ещё перевернулись на поверхности стола. Мушкеты их стояли у стойки, но жгуты не тлели, и воспользоваться ими сразу же они не могли. За мгновение оценив обстановку, Удача первым делом тигром, в три прыжка достиг стойки, на всякий случай ногой отшвырнул мушкеты под дальний стол.

Загрохотали опрокинутые драгунами лавки, они выхватили из ножен длинные шпаги. Оба оказались проворными и сильными противниками, и, укрывшись за стойкой, хозяин харчевни с отчаянием прислушивался к учинённому ими и незнакомцем в личине погрому: опрокидывались лавки, столы, летели стулья, с проклятьями и под звон шпаг противники отбегали, перепрыгивали, носились по всему помещению. Каждый раз, когда он выглядывал, с невольным стоном убеждался в неуклонном росте убытков, которые вряд ли ему возместят в полной мере. Кучер тоже оказался только свидетелем происходящего и со страхом полагал, что в конце концов дойдёт очередь и до стола в тёмном углу, под которым он очутился в самом начале схватки. Он затих, будто заяц при виде дерущихся между собой хищников, прикрыв ладонями голову, судил о ходе военных действий по перемещениям трёх пар ног – они то приближались, то удалялись, подпрыгивали, скользили, отталкивались от чего попало, отпихивали, что подворачивалось под ноги.