Он указал на сидящего по правую руку от себя единственного участника совещания, который не являлся членом совета. Сановник ничуть не изменился за три месяца, которые прошли с его предыдущего тайного посещения города. Его спокойствие человека, который оставил в прошлом заблуждения и страсти, и даже любопытство, давно подчинил их холодному уму, произвело некоторое впечатление. Большинство, в ком теплилась надежда на чудесное избавление от тягот осады и войны, в напряжённом ожидании застыли, уставились в его лицо, как будто надеясь до первых слов угадать, что он скажет. Он неторопливо поднялся, выпрямился, по опыту зная, что речь в таком положении звучит внушительнее и убедительнее.
– Карл Х взял Варшаву, – сказал он так, будто и не ожидал от них проявлений радости. – Он намерен объявить себя королём Польши и, таким образом, объединить два государства под своей властью. Сейчас ему приходиться подавлять недовольство польских мятежников. Он не может выставить против царя ни одного солдата. Я только что от него. Король просил меня напомнить о вашей присяге трём коронам Швеции и ему лично.
Он смолк, непроизвольно расставил ноги пошире, стал похожим на прибрежный дуб в ожидании морской бури.
– Царь захватил всю южную Ливонию, – наконец отозвался худой барон с желчным лицом. – Если король бросает нас в связи с более важными обстоятельствами, то и мы должны быть верны присяге настолько, насколько нам позволяют наши обстоятельства.
Граф Делагарди слегка пристукнул кулаком по краю стола.
– Пока стоят две крепости, Рига и Динабург, царя можно выгнать из Ливонии, – со всей твёрдостью, на какую был способен, заявил он остальным присутствующим при свидетельстве присланного королём сановника. – А я Риги не сдам! И я уверен, русские Динабург не возьмут!
Но судьба решила сыграть с ним злую шутку. Едва он гордо заявил о такой своей уверенности, многие вздрогнули, отвернулись от него к громкому и требовательному шуму за закрытыми толстыми дверями. Все знали, страже настрого приказано – беспокоить заседание только в случае крайней опасности для города. Дверь ударом сапога распахнулась. Грубо растолкав четверых стражников, в зал ворвался растрёпанный и вымокший от пота и воды майор драгун. Наспех обмотанная на шее тряпка была грязной и с бурым пятном спёкшейся крови. Некоторые из членов совета побледнели, мёртвая тишина воцарилась за столом. Увидав испуг в глазах тех, для сообщения кому грозной новости он несколько часов бегства на коне и на лодке преодолевал столько препятствий и опасностей, майор разом остыл.
– Воевода царя Ордин-Нащокин взял Динабург первым штурмом, – вымолвил он сдавленным, прерывающимся голосом.
Приподнявшись было, чтобы наказать майора за дерзкое вторжение, граф Делагарди пошатнулся, едва успел опереться левой рукой о подлокотник и обвалился в кресло. Как выдернутая из воды рыба, он открыл рот и рванул воротник рубашки под панцирем.
– Город не сдам! – пробормотал граф с вызовом своей судьбе обречённого военачальника.
Обвислые серые щёки ещё месяц назад полного и краснощёкого лица мастера цеха колбасников затряслись, он уставился в свои похудевшие пальцы и тихо заплакал.
Покинув так неожиданно прерванное заседание губернаторского совета, сановник решил сам осмотреть положение царских войск. Он и капитан Лёвенхаупт надели доспехи со стальными нагрудниками, потребовали осёдланных лошадей и верхом поскакали от ратуши к самому плохо защищённому участку восточной части крепостной стены. Русские пока или не знали о слабости защитных стен того места и не вели направленного обстрела, или же, наоборот, знали, но рассчитывали, что город сдастся и они получать мало разрушенную крепость. Как бы там ни было с тем участком стены, а последствия трёхнедельного обстрела самого города производили тягостное впечатление. Улицы были мрачными, и редкие встречные прохожие торопились от одного укрытия к другому, точно голодные крысы в поисках нор и какой-нибудь пищи. Повсюду испещрённые осколками или повреждённые ядрами дома казались покусанными исполинским зверем, который уханьем тяжёлых осадных пушек раскатисто вздыхал на краю пригорода. Направляя коней к этому уханью, сановник и капитан тревожили улицы и переулки звонким перестуком копыт о каменную мостовую, и сановник вдруг подумал, что он волшебник, напрасно пытающийся пробудить их от злого заклятья.
У крепостной стены оба спешились, один почтительно поспевая сзади другого, поднялись на смотровую башню в полусотне шагов от повреждённых взрывом ворот, наспех и кое-как закреплённых обитыми железом брусьями. После хмурого приветствия дозорный офицер в ответ на просьбу сановника подал ему подзорную трубу. Поднёся глазок к правому глазу, сановник настроил её, внимательно осмотрел батарею пушек в правой стороне за разрушенными и обгорелыми деревянными домами, потом другую за большим полем напротив.
– Бережём снаряды и порох, отвечаем, когда они ночами стараются приблизить эти пушки, – пояснил офицер, не дожидаясь его начальственных вопросов.