– А дьявол его разберёт, – мрачно отозвался воевода. – Недавно жёлтым атласным кафтаном, тонким бельём одарил его из личных доходов. Обедать чуть ни каждый день ходит ко мне. Задабриваю, как пса приручаю. А не знаю, как себя поведёт. Пока верен. С другой стороны, куда ему деваться – ему, да другим наёмникам, английскому полковнику Фоме Бойлю, прочим немцам? Поместий у них нет, одно жалование на царской службе. Трезво рассудить, вроде бы можно положиться. А полного доверия не испытываю, тёмные они лошадки, чужие, сегодня здесь, завтра там... – Он пристально взглянул в глаза Плосконоса, словно хотел в их глубине найти однозначного подтверждения или опровержения сомнениям. – А вдруг Разин им сейчас предлагает больше? Он, сучий сын, может на такой шаг пойти. Чую, что может. – Вернув взор в чашу, продолжил: – Одна надежда, что здраво поразмыслят. Царское жалование надёжно, а разбойничье счастье переменчиво, как бы позже не пришлось ответ на пытке и плахе держать. – Упоминание о возможных переговорах Разина за его спиной задело за живое, разгорячило его мысли и слова. – Сам посуди, каково мне, – не вполне трезво стал признаваться он в тайных помыслах. – Гоняли его воеводы, гоняли, как отъявленного разбойника, пока он не окреп. А теперь он чуть ли ни наместник здешнего приморского края и в товарищах мне. Где справедливость царской службы, а?
Последнее замечание он произнёс горячо и тихо, перегнувшись над столом, задев грудью серебряную посуду. Гость молчал с выражением полного понимания. Затем тоже наклонился лицом к лицу Прозоровского, точно снюхивался с ним для полного доверия.
– А тебе Морозов, что в тайном письме предлагал?
– В каком письме? – отшатнулся от него воевода, и захрипел от волнения: – Кто тебе наболтал эту чушь?
Плосконос спокойно откинулся к спинке стула, как будто и сам не задавал вопроса и не слышал ответных слов.
– Ты ведь надеялся, царь тебе приказ даст на казаков ударить. На это рассчитывал? – И не дожидаясь, что скажет князь, продолжил: – Так надо теперь заставить их самих напасть на тебя, пока ещё сила есть. Я несколько суток плыл, имел время придумать кое-что для разных обстоятельств... – Голос его изменился пренебрежительной и злой насмешкой. – Разин, будто бы, от персиянки своей отлепиться не может. Слухи ходят, старшины его недовольны, перешёптываются, де, обабился. Так это, иль нет?
– Так-то, оно так, – неохотно отозвался воевода. – С такой любовь-девицей, кто ж не обабится? Я б на месте его, может, тоже предпочёл мять с ней постель, а не гоняться за добычей. – Он вдруг стал догадываться, что придумал собеседник и постепенно воодушевлялся. – Но ты прав. Власть она над ним имеет. И немалую. Даже свою прежнюю разбойную наглость попридушил в себе, только б ей нравиться. Верно, ты прикинул. Узнает она о возможности царского прощения злодея, сама его будет подзуживать примириться с государем. А уж нет козней, которых бабы не строили б ради тщеславия. Как бы ни любила, а уткнётся головой в подушку, и мысли змеями заклубятся, де, обласканный царём вчерашний разбойник женится на ней, и опять она не хуже княжны станет, да ещё, быть может, и боярыней русской. Ты старшин упомянул? Правильно. Они думаю, чуют. Боятся, выдаст он их головы за такое примирение, за бабью ласку. Отвечать ему на предложение царя надо, и без оттяжки. А выбор у него один. Либо они, либо она!
– Вот и я подумал так же... – со слабым кивком головы поддержал его Плосконос. Затем уставился в заблестевшие отсветами свечей зрачки Прозоровского. – Мне нужен человек в его окружении.
Воевода отвёл глаза, и продолжительное время не отвечал. Дав ему возможность обдумать свою просьбу, Плосконос уже потребовал ответа.
– У тебя должен быть такой, – сказал он вполголоса, но с твёрдой настойчивостью. – Не может быть, чтобы не было. Даже рядом с Христом был Иуда.
– Есть-то, есть, – нехотя признался воевода. – Да попусту им рисковать не хочу... На крайний случай держу. Что за дело придумал? Объясни. Может и рискну.
– Славное дело. Как раз... – Плосконос тут же посерьёзнел и отбросил пустословие. – Должно выгореть. Мне нужно встретиться с этим человеком. – Он опять наклонился над столом и понизил голос. – И срочно. Дело-то у нас общее, и отлагательств не терпит.
Воевода всё ещё раздумывал, соображал и прикидывал.
– Есть такой, – наконец повторился он. Затем хмуро предупредил: – Но деньги, стервец, большие любит и просит.
Плосконос откинулся на стуле и повеселел.
– А кто ж их не любит, большие-то? Может, ты не любишь? А? – Цыкнув зубом, он сыто зевнул. – Я поживу у тебя. Лучше, чтоб меня не видали днями. Мне лучше, как волку, ночами...
Воевода слегка пристукнул кулаком по столу.
– Что задумал, чёрт тебя возьми? – потребовал он разъяснения, багровея от гнева. – Говори!
Плосконос сощурился на огонь свечи.
– Лучше бы ты доверял мне... – сказал он. – Ну, хорошо. Слушай.
И он поведал о своём коварном замысле.
9. Тайны Заячьего острова