Поручик Бенц

– Тем хуже, – сказал он. – В противном случае Рейхерт вовремя понял бы, что не способен на подвиг. Но у вас-то, я думаю, хватит ума, чтобы не жертвовать жизнью!.. А? Я вам говорю! Ха-ха-ха!

Глянув на Андерсона и оборвав смех, он показал дымящейся сигаретой на Бенца.

– Этот парень, – сказал Гиршфогель, – готов защищать ее всегда и везде.

– Не вижу в этом ничего дурного, – отозвался Бенц.

Но Гиршфогель отвернулся и пропустил его слова мимо ушей. Дежурный солдат поставил перед ним тарелку с кислым молоком, а перед Бенцем и Андерсоном – острые болгарские блюда.

– Сегодня вечером вам не понадобится рисковать жизнью, если вы посетите фрейлейн Петрашеву, – с усмешкой обратился Андерсон к Бенцу. – И не беспокойтесь – она поручила нам пригласить вас.

Гиршфогель, поджав губы, утвердительно кивнул. Поморщившись, он велел убрать кислое молоко и закурил новую сигарету. С бодрой язвительностью он продолжал:

– Она будет изнывать от скуки, если ей не с кем будет поболтать. Потому-то она и позвала нас в гости. Надеюсь, вас не смутит, если придет родственник ее папаши – весьма обидчивый старикашка… Потешитесь вместе с нами…

– Вы были знакомы с ее отцом? – спросил Бенц.

Гиршфогель зевнул с ленцой.

– Слышал кое-что о нем… Гениальный стратег, поклонник атак в японском стиле.

– Не знаю, был ли он гениален, – перебил его Андерсон, – но его дивизия нанесла туркам ряд молниеносных ударов. Сам он был олицетворением чудовищной болгарской выносливости. В конце второй балканской войны он скончался от нервного истощения.

– И от подагры, – добавил Гиршфогель. – Но я не понимаю, почему перед смертью ему так захотелось повидать дочь.

Андерсон объяснил:

– Я полагаю, он понимал, какой трагической силой обладает смерть, если перед ее лицом дается какое-либо обещание Дочери шел пятнадцатый год, и она, мне кажется, была уже способна осознать завет отца, а он хотел воспользоваться исключительностью минуты и взять с нее слово всегда держаться безупречно. Ведь на каждом шагу ее подстерегали опасности. Он пожелал видеть ее в полевом лазарете, где от смерти его отделяли считанные часы.

– Хорошо обдуманная военная хитрость, – сказал Гиршфогель с насмешливым восхищением, которое показалось Бенцу наигранным. – Замысел удался бы, – продолжал Гиршфогель, – если бы смерть не поторопилась. Насколько я знаю, фрейлейн Петрашева добралась до лазарета. Путешествие оказалось, по ее словам, переломом в ее жизни. Я не говорю – гибельным, но и не слишком счастливым. В пути она познакомилась с фон Гарцфельдом. Упала в его руки, как спелое яблочко. Ха-ха-ха!..

Лицо Гиршфогеля перекосилось от смеха, придававшего ему сатанинское выражение. Он нервно посасывал сигарету, настроившись высказаться до конца.

– Тем не менее я полагаю, – продолжал он с неубедительным беспристрастием и ядовитым цинизмом, – что, не появись он, она осталась бы грошовой девственницей. Я знаком с ее кузинами, которые вполне безупречны и стоят ничуть не больше.

Андерсон нахмурился. Нарочито быстро глянув на часы, он тем самым молчаливо выразил свое негодование. Гиршфогель, заметив его жест, нахально подмигнул Бенцу.

– Нам пора, – сказал Андерсон.

Он поднялся и направился к выходу из зала. Гиршфогель и Бенц последовали за ним, лавируя, между столиками. Бенц обменялся поклонами с несколькими болгарскими офицерами со странным чувством, будто то были призрачные существа, а настоящей жизнью жили лишь его новые друзья. Шел дождь, и улица была безлюдна. Автомобиль немецкого интендантства ждал Бенца. Все трое молча расселись в машине; даже Гиршфогель, надо полагать, в эту, минуту думал о фрейлейн Петрашевой. Машина тронулась с места. Свет редких уличных фонарей отражался в мутных лужах. Где-то вдали глухо бухтел двигатель электростанции.

Бенц поежился, но не от сырости и холода.

Запахнувшись в шинели, они вышли из машины у знакомой черной калитки, блестящей от дождя. Андерсон прошел вперед и толкнул ее. Когда он приподнял свой электрический фонарик, сноп лучей отбросил их тени на фасад дома. Никто не стал звонить у входа, и Бенц узнал, что горничная уехала в Софию с каким-то поручением от фрейлейн Петрашевой.

Гиршфогель напрасно бился над замком, и Андерсон, вежливо отстранив его, сразу же отпер дверь. Было видно, что он проделывал это не раз. Гиршфогель не знал, что надо было слегка приподнять дверь. Оба они, как у себя дома, расхаживали по темному холлу. Андерсон со своим фонариком сходил куда-то и принес коробку с карбидом и ацетиленовую лампу, которую Гиршфогель проворно разобрал и заправил. Пока они стояли в полумраке, сверху послышались шаги, и хрустальный голос фрейлейн Петрашевой с чарующей простотой сказал по-немецки:

– Благодарю вас, что пришли. Я сейчас спущусь.

Серебристые переливы ее голоса замерли без резонанса. Такова была еще одна особенность дома Петрашевых. Все шумы умирали в нем без отзвука. Ковры глушили малейшее эхо.