Державин встал. Хладнокровно и привычно опоясался саблей.
— Откуда сведения?
— Ваш ординарец Вацлав Новак только что примчался из Саратова. Говорит, что опередил бунтовщиков не более, чем на час.
— Понял. Иду!
Затем повернулся к казначею:
— Василий! Детей надо спрятать! Оденьте их попроще, чтоб сошли за бедных, да отведите в крестьянскую семью.
Фрося в ужасе замотала головой:
— Нет! Я с ними… Мы вместе…
— Делай, что сказано! — строго прервал ее Василий. — А я пока лошадей запрягу да казну погружу в телегу. Не доставаться же ей самозванцу! Есть у меня на примете одно местечко…
Переодев детей в старье, Фрося увела их к соседям, а когда вернулась, тяжелый сундук с помощью Державина был погружен в телегу. Все было готово к отъезду. Тишин порывисто обнял жену и усадил возле себя на облучке.
— С Богом! — махнул им рукой Державин.
На крепостном плацу Малыковки были собраны оборонительные силы. Единственная пушка, горстка пожилых солдат, отряд казаков, прибывших с Державиным из Казани, да сотня калмыков, сидящих в седлах возле ворот, — вот и весь гарнизон. В свете луны и горящих факелов все вокруг приобретало зловещие очертания.
Державин подъехал к коменданту.
— Плохи дела, — вздохнул Круглов. — Вместо того чтобы отсидеться у староверов, Пугачев идет на Малыковку. Как будто заранее знал, что нам нечем обороняться.
— Где Вацлав?
Комендант развел руками, оглядываясь.
— Только что был здесь… Да вот он! Глядите!
Вдали, в свете факелов, перед строем калмыков гарцевал на боевом коне Вацлав Новак. В ночи раздавался его звонкий высокий голос:
— Слушайте меня, братья! Его величество Петр Третий ведет свое войско на Малыковку. Он наш народный царь! Карает дворян и богатеев, а бедняков-калмыков жалует землей и волей! Вам не придется гнуть спину на баев или работать вместе с мужиками на уральских заводах! Вступайте под знамена законного царя, и будет вам милость! А непокорным — смерть!
Не веря своим ушам, Державин замер, как громом пораженный.
— Что он говорит? — прошептал он помертвевшими губами, а потом, опомнившись, воскликнул в ярости: — Предатель!
Вацлав оглянулся и, увидев Державина, расхохотался. В этот момент позади крепостной стены послышались ружейные выстрелы, конское ржание, топот и выкрики. Навалившись на тяжелый засов, калмыки открыли ворота, и на плац хлынул поток разношерстного пугачевского войска: казаки с саблями наголо, крестьяне с топорами, башкиры с луками и колчанами стрел.
— Огонь! — скомандовал капитан Круглов.
Грохнула пушка, но ядро, не долетев, лишь раззадорило бунтовщиков. С диким воем они ринулись в Малыковку, сметая все на своем пути. В несколько мгновений был уничтожен крошечный гарнизон. Возле пушки в луже крови лежал сраженный саблей Федор Круглов…
Державин оглянулся на казаков из своего отряда. Бросив оружие, те покорно стояли на коленях возле крепостных ворот в ожидании "ампиратора". На площадь стекался простой народ, бабы несли хлеб-соль. Отовсюду слышались радостные возгласы:
— Дождалися царя-батюшку нашего, Петра Федоровича!
— Он нас не оставит милостью своей!
Напрасно Державин метался на коне от калмыков к казакам и обратно, уговаривая, угрожая, вразумляя… Никто его не слушал. Все глядели на ворота, откуда должен был появиться самозванец.
Вдруг с колокольни церквушки послышался надтреснутый звон. Толпа вздрогнула и заголосила.
— Царь едет! Царь!!!
— Слава отцу нашему!
— Да какой царь? Это Емелька Пугачев!
— Молчи, вражина!
В крепостные ворота торжественно въехал отряд яицких казаков с пылающими факелами в руках. В центре, на вороном коне, в высокой собольей шапке и нарядном кафтане, обшитом золотым галуном, ехал бородатый бровастый мужик, настороженно поглядывая вокруг пронзительными черными глазами, сверкающими в свете факелов.
"Царский эскорт" остановился посреди площади.
— Спаси вас Бог, дети мои! — раздался зычный голос. — Я есмь ваш законный император Петр Федорович! Слушайтесь меня, служите верно, и я отвечу добром за добро. А вашим угнетателям обещаю смерть лютую!
Он еще некоторое время говорил что-то в том же духе; видно, не раз приходилось ему произносить перед народом подобные речи. Но вдруг к нему подъехал щеголеватый всадник в красном доломане и шапке, отороченной серебристой лисой. Это был не кто иной, как Вацлав Новак.
Пугачев поднял лохматые брови, но, разглядев всадника, милостиво спросил, что ему нужно.
— Великий государь! — приложив руку к сердцу, произнес Вацлав. — Боюсь, что не все ваши подданные чистосердечно рады прибытию вашего величества.
— Ты почто клевещешь на мой народ?! — вспыхнул Пугачев. — Кто мне не рад?
Поляк указал перстом на Державина, сидящего на коне в нескольких шагах от самозванца, и воскликнул звонко, отчетливо, чтобы все услышали:
— Вот он! Извольте взглянуть, государь! Сей офицер — вражеский лазутчик Гавриил Державин, подосланный в Малыковку генералом Бибиковым, чтобы захватить ваше величество в плен!
— Иуда! — презрительно бросил Державин. — Клялся в верности, а сам привел супостата!