Поручик из Варшавы 2 (СИ)

1 сентября немецкая 1-я танковая дивизия ударила в стык между армиями «Лодзь» и «Краков», создав своим продвижением угрозу их флангам. Одновременно по выдвинутым к границам главным позициям армии «Краков» был нанесён фронтальный удар. К вечеру северный и центральный участки обороны армии оказались прорванными. Никем не обороняемый промежуток между внутренними флангами армий «Лодзь» и «Краков» в польских штабах вскоре стали называть «ченстоховской брешью».

Южнее Катовиц германская 5-я танковая дивизия, разбив польскую 6-ю дивизию, прорвалась к Освенциму, захватив польские склады горючего и снаряжения. В 14.30 2 сентября генерал Шиллинг (командующий армией) связался с Варшавой и доложил Рыдз-Смиглы, что «положение требует оставления Силезии и сосредоточения ближе к Кракову». Главком немедленно согласился, и приказал отводить одновременно оба крыла, чтобы «не позволить разорвать армию на части».

Быстрый отход польских сил не позволил немцам окружить армию «Краков» в Силезии, немецкой 14-й армии пришлось заняться фронтальным преследованием.

Отличий от известных поручику Домбровскому событий не было.

Боевые действия в полосе армии «Карпаты».

Армия «Карпаты» с первых дней войны взаимодействовала с армией «Краков», вела оборонительные боевые действия на 350-км протяжении государственной границы. По планам командования, части армии должны были обороняться, опираясь не на горы, а реки Дунаец и Сан, однако из-за засухи лета 1939-го года оказалось, что они не представляют из себя серьёзного препятствия для противника.

Из-за малой численности армии не удалось закончить строительство полевых укрепления, а на строительство фортификационных сооружений попросту не хватило средств. Малочисленность привела к тому, что некоторые долины вынуждены были оборонять отдельные роты.

Тем не менее, оборонительные бои продолжали и после 3 сентября…

Глава 17. 4 сентября 1939 года. Ночь

Поручик Ян Домбровский

Спать я лёг около полуночи — на душе почему-то было неспокойно. Да и вообще, осознание того, что несмотря на несколько наших побед, и то, что история пошла по немного отличающемуся от в знакомого мне по учебникам истории и интернету пути, как-то глобально изменить историю у меня не получится, давило на психику. Где-то внутри, будто что-то надломилось и у меня появилось какое-то дурацкое желание — бросить всё, и, скинув форму, переодевшись в гражданского, рвануть на восток или юго-восток — навстречу ещё не наступающей Красной Армии или в Румынию.

Я бы так и поступил, наверное — сбежать этой ночью получилось бы достаточно легко: все пароли и расположения постов мне были известны, да и многие солдаты батальона капитана Галецкого, чьи подразделения несут сегодня караульную службу, знали меня в лицо и не должны бы были задавать лишних вопросов.

Предположим, сбежал бы я. Удалось бы мне пройти все посты, не нарваться на военные патрули, а дальше что? Как будут относиться к перебежчикам румыны — мне неизвестно. Но тюрьмы не избежать — это точно. Как и в варианте с Советским Союзом. А в тюрьму не хотелось…

Бежать в Венгрию? А там что? Всё тоже самое — придётся какое-то время посидеть в тюрьме. Вариант, согласитесь — не очень…

В общем — в размышлениях о будущем мне удалось заснуть и забыться на несколько часов.

Мне даже сон приснился. Впервые за долгие дни с начала войны…

Какая-то усадьба — с искошенным забором. Большой белый дом с черепичной крышей, с массивными колоннами и длинной лестницей, ведущей к главному входу… Причудливый фонтан в виде человека неопределённого возраста, держащего на вытянутых руках здоровенную рыбу, из пасти которой, по задумке архитектора должна течь вода…

Ах да, и вокруг, судя по всему, зима! Бело вокруг. Снег на крыше лежит, фонтан им буквально обсыпан…

И во двор в этот самый момент въезжает танк…

Почему-то — «Тридцатьчетвёрка». Но не из тех, которые стоят на постаментах практически в каждом городе на территории СНГ моего времени, а более ранняя — с башней «лепёшкой» или «блином», с трёхдюймовой пушкой. А следом за первой «тридцатьчетвёркой», с отчётливыми следами боя (сколами на броне, едва заметными вмятинами на верхней лобовой детали, оторванными крыльями), шёл второй, третий и четвёртый танк… Такие же «тридцатьчетвёрки», с редкими, закутавшимися в длинные полы шинели бойцами, настороженно оглядывающимися по сторонам, и, сжимающим в руках автоматы ППШ с дисковыми магазинами…

Вот, головной танк остановился, открылся башенный люк и из него выбрался танкист в чёрном комбинезоне и таком же чёрном, ребристом шлеме. На плече у него был точно такой же автомат ППШ, как и у автоматчиков, спешно спрыгивающих с брони…

Неожиданно массивные двери главного здания усадьбы открылись и из помещения вышел немолодой седобородый дед, одетый в непривычно хорошее по этому времени пальто и уверенно пошагал прямо к сгрудившимся у фонтана офицерам, которых можно было узнать по широким жестам рук, которыми они раздавали указания немногочисленным пехотинцам.