Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном

Кутузов знал, зачем он здесь оказался. И это знание придавало ему уверенности и спокойствия.

Тяжело ступая, он подошел к противоположной стороне стола, молча поклонился.

— Как вы себя чувствуете, Михайло Ларионович? — спросил царь, пряча взгляд.

— Спасибо, ваше величество, — добродушно ответил Кутузов. — Чувствую я себя хорошо, не считая глаза.

— Вас не обременяют военные хлопоты? Не желаете ли уйти на покой?

«А не желает ли ваше величество поцеловать меня в жопу?» — подумал Кутузов.

Словно угадав мысли фельдмаршала, Александр тщательно вытер губы платком.

— Я еще повоюю, государь, — сказал фельдмаршал. — Есть еще порох в пороховницах.

— А я сегодня очень скверно спал! — вдруг вырвалось у Александра. — И голова до сих пор болит.

— Это к грозе, ваше величество, не иначе. Грозовое лето выдалось в этом году.

— Да, да, увы…

Царь тяжело вздохнул. И, сморщив лицо, с мучительным усилием объявил:

— Я нашел нужным поставить над всеми действующими армиями и ополчением единого главнокомандующего. Комитет, мною назначенный, избрал на этот пост вас, Михайло Ларионович.

— Ваше императорское величество, — произнес Кутузов, пустив слезу (старик вообще был очень слезлив), — у меня нет слов, чтобы выразить вам свою глубочайшую признательность за столь высокое доверие. Я не пощажу жизни, чтобы доказать свою преданность Отечеству и вашему величеству. — Фельдмаршал протянул к царю руки. — Всемилостивейший государь…

— Нет! — взвизгнул Александр. — Не надо этих фамильярностей! Я не хочу.

Кутузов растерянно заморгал здоровым глазом, из которого продолжали литься слезы.

— Ну, пожалуйста, Михайло Ларионович, я вас прошу, не надо, — бормотал царь, борясь с желанием залезть под стол. — Отправляйтесь скорей в армию… вас там ждут.

— Осмелюсь просить… денег на дорогу, — сказал Кутузов. — Чтобы не обременять расходами мое семейство.

— Ах денег… — выдохнул Александр, передернув плечами. — Конечно, Михайло Ларионович. Этого — сколько угодно. Ради бога! Жалую вам десять тысяч.

— Премного благодарен, ваше величество, — низко поклонился Кутузов и степенно вышел из кабинета.

Александр без единой кровинки на лице рухнул в кресло, прикрыв глаза рукой. Ему не верилось, что он так дешево отделался от фельдмаршала.

Кутузов ехал домой, счастливо улыбаясь. У него были свои счеты с этим дерзким мальчишкой — Наполеоном. И теперь меч возмездия оказался в его руках.

— Погоди же, голубчик Буонапарте, — ворчал себе под нос фельдмаршал, — я тебя еще отшлепаю по голой корсиканской попке!

Умиротворенный этой мыслью, старик опустил подбородок на грудь и задремал.

При всей своей любви к лобызаниям, Кутузов порой проявлял в этих вопросах наивысшее благоразумие и сдержанность. Если бы теперь он позволил целовать себя всем желавшим поздравить его с новым назначением, его непременно зацеловали бы до смерти. И потому по возвращении домой великий полководец велел домашним не пускать к себе никого с цветами и конфетами.

В воскресенье 11 августа Михаил Илларионович Кутузов надел на голову кавалергардскую фуражку с красным околышем, повязал незрячий глаз черной повязкой и тронулся в путь.

Глава 26. Негр и казак

Французская армия все дальше продвигалась вглубь России. Ее встречали опустевшие деревни и одинокий ветер, уныло играющий пылью меж обезлюдевших домов. Никто при виде завоевателей не посыпал землю лепестками роз и не кричал в покорном восторге: «Виват, Наполеон!» Любой местный житель, случайно попадавшийся на пути, казался в диковинку.

Под Гжатском французские гренадеры поймали пьяного негра в косоворотке. Он рыскал по домам в одной из брошенных деревень, набивая карманы всем, что плохо лежит.

Французы стали выпытывать у чернокожего, куда опять подевались Барклай с Багратионом. Но тот в ответ только причитал: «Ох, не погубите, сукины дети!» и сверкал белками глаз. Его притащили в императорскую палатку.

При виде угрюмого тучного человека в серой шинели негр мигом протрезвел, а когда ему объяснили, что перед ним сам император Франции, заметно ослаб в коленках.

Барон Папанель, бывший при императоре за переводчика, навострил уши.

Наполеон мрачно сдвинул брови.

— Ну что, мой черный человек, будешь говорить?

— Буду! — почти вскрикнул негр, съежившись под тяжелым взглядом Наполеона.

— Как твое имя?

— Ганнибал-с.

— А! Из каннибалов?! Сколько французов ты сожрал за это лето?

— Я не ел французов, ваше превосходительство.

— Сир, — подсказал переводчик.

— Ага, — подхватил негр. — Сыр я ел. Сыр!

— Сыр — это хорошо. Особенно под шампанское.

Наполеон поправил треуголку. Вчера, отмечая взятие очередной русской деревни, он немного перебрал шампанского, и теперь у него стучало в висках.

— После моего вояжа в Египет у меня большой зуб на ваше племя, — сказал император, хмуро глядя на негра. — Выбирай, анфан терибл /ужасное дитя (фр.)/, расстрелять мне тебя или повесить.

Пленник грохнулся на колени, неистово крестясь.

— Ох, не погубите, ваше превосходительство, не черномазый я, вот вам крест!

Он принялся отчаянно тереть себе обе щеки, белея прямо на глазах.