Поручик

— Да я вижу — тебе лучше! — высокий молодой мужчина с черной, покрытой инеем бородой и выбивающимся из-под папахи чубом посматривал на меня на бегу. — Ты кто таков будешь, откуда в наших местах? Тут людей почитай полтора года не видели… Если б собачки не залаяли — пропал бы ты в снегу, весь такой красивый.

— Из Нового Света, ссыльный… Поручик… — увидев его резкий взгляд, добавил: — Корпуса пограничной стражи.

— А-а-а, и за вас сатрапы взялись? Недолго в нейтралитет пограничники играли… На двух стульях, братишка, усидеть невозможно! А меня Дыбенко звать. Старшина Дыбенко.

Нарты подскочили на сугробе, собаки залились лаем, а меня снова поглотила тьма.

Пришел в себя я, видимо, в отряде. Чистая постель, жарко натопленное помещение, белый потолок… Я провел руками по голове — пострижен под ноль, лицо — тоже непривычно голое. Наверное, боятся тифа. Кто-то переодел меня в чистое белье — рубаху и кальсоны. С легкой досадой подумал, что если они копались в вещах — то нашли и револьвер, и динамит, и, конечно, золото. Вообще-то могли и прикопать в снегу, и не везти сюда. Эдик бы так и сделал… А эти — странные какие-то лоялисты…

Дверь скрипнула, вошел доктор — ну а кто еще может носить белый халат и очки?

— Очнулся? Ну, хорошо, ну, замечательно, — он имел огненно-рыжую шевелюру и потрясающе конопатое лицо — открытое и располагающее к себе. — Панацелин — чудесная штука. Если бы он у нас был в ту войну, сколько человеческих жизней бы спасли? Тысячи? Миллионы?

Я слышал про панацелин — что-то на основе плесени, убивает почти все бактерии… Вроде бы даже у нас, в империи разворачивали производство… Но у них-то он откуда? Доктор предупредил мою попытку спустить ноги с кровати:

— Судно тебе сиделка поднесет, лежи пока. Тебе еще денек-другой — только постельный режим, после этой твоей полярной одиссеи, и бульончиком питаться. Второй случай в практике — и оба бежали из Нового Света. Что с вами там делают, а?

— Да я, собственно…

— Лежи-лежи. Вот зайдет к тебе уполномоченный — ему всё и расскажешь.

Заметив, как я дернулся при слове «уполномоченный», доктор сделал успокаивающий жест рукой:

— Филиппов просто по анкете тебя опросит — формальность такая, и оставит в покое. Ну, я пошёл, сейчас санитарку пришлю… Если что — я ваш лечащий врач, доктор Кауперс, — он уже закрывал дверь, когда вдруг развернулся и добавил напоследок: — Вещи твои у Дыбенко, он обещался навестить, когда из рейда вернется.

Буквально сразу зашла дебелая тетка в белом переднике и принесла судно.

— Не стесняйся, справляй нужду. Я вашего брата столько поперевидала, что меня нынче мало чем удивишь… — сказала она и вздохнула. — И что это вам, мужикам, дома не сидится — то война, то еще зараза какая… Эх!

И ушла, унося судно с собой.

Я снова уснул, и проснулся от стука в дверь — это была сиделка с целой пиалой мясного бульона. Желудок завыл раненым китом, вызвав улыбку женщины. Мне удалось приподняться и выпить бульон самостоятельно. Там плавали два-три пшеничных сухарика и пару волокон мяса.

— Я тебе попозже чаю с сахаром принесу, — пообещала сиделка.

После сиделки в дверь снова постучали.

— Уполномоченный Филиппов! — представился вошедший, и, придвинув стул, подсел поближе к кровати.

Ну просто классика! Кожаный реглан, картуз, синяя повязка и растительность на подбородке. Мы называли ее «бородка предателя нации». Это же просто уродливо — человек сразу становится похож то ли на козла, то ли на черта-дьявола… Этот — молодой еще совсем, три волосины еле-еле пробиваются, а туда же — растит, гордится! Как у эмиссара Новодворского, чтоб его…

— Так, говоришь, ты — поручик Корпуса пограничной стражи? — с места в карьер взял Филиппов.

— Я — беглый ссыльный.

— А как же — офицер бывшим не бывает?..

— Это ты имперцам расскажи, которые меня в Новый Свет определили… — мне даже не нужно было притворяться угрюмым.

— А за что тебя упекли-то?

— За личное мнение! — попытался я гордо выпятить грудь. Лежа на кровати получилось не очень. — Изложил я свое видение политической ситуации в общественном месте, чем вызвал массовые беспорядки в отдельно взятом заведении…

Личное мнение — это лоялистам близко. Это они поддерживают — когда мнение им нравится.

— И какое это видение? — прищурился Филиппов.

— А оно соответствует позиции руководства Корпуса! Только выражено было языком нелитературным и образным!

Филиппов улыбнулся:

— Ну, предположим. А чего бежать-то решился?

И я рассказал ему. Врать было бессмысленно, да и версии красивой придумать я не успел. А вот полуправду, близкую к реальности — это всегда пожалуйста. Конечно, о могилах и коробке с золотом в моем ранце я ни словом не обмолвился. Сказал, что Эдик свихнулся из-за крупного самородка, который я долго искал, но в темноте так и не нашел.

— Не нашел, стало быть… — покивал Филиппов. — А чего в Новый Свет не вернулся?

— А они бы мне поверили? Четыре трупа, никакого золота… Черти что! Они б меня в карцер закрыли, а весной партию поисковую отправили — выяснять. Или били бы долго и с оттяжечкой, чтобы я сказал, куда дел намытое золото…