— Могилка-то! Могилка пустая! Три — полные, одна пустая… Не попустил Господь стране сиротой остаться, уберег наследника, из-под земли достал… Три ангела небесных мученическую смерть приняли, три девицы-красавицы, а он, сокол наш… И-и-и-и! — старик открыл глаза и бешено вращая глазами вдруг поднялся на топчане и схватил меня за грудки. — Поручик! Поручик, твоё благородие, твою растакую мать! Он живой, живой, вылез из-под земли и ушел пещерами! Не верь никому, живой сокол ясный, я все могилы сам раскапывал — неглубокие они, едва присыпаны. Принцессы лежат аки ангелы небесные нетленны и прекрасны, а его — нет! И земля рыхлая! Не веришь мне — сам убедись, у лагеря, где скала белая и кедры растут- там я и кресты поставил, и написал всё как положено!
Кир Кирыч жутко всхрапнул и вдруг обмяк прямо у меня на руках. Я видел достаточно трупов за эти годы, чтобы не сомневаться — старик умер. Нужно было сообщить об этом другим, и я, застегнувшись, вышел на улицу. От желоба доносились какие-то странные звуки:
— Пусти, пусти я тебе говорю! — кричал Лазаревич. — И положь, положь на место!
Я с самыми дурными предчувствиями метнулся к тому месту, где хранились динамитные шашки и револьвер — и обмер. Земля была раскопана. В ответ на мои мысли раздался первый выстрел, затем второй, и голос Вольского:
— Ах ты скотина малолетняя! А ну брось на землю, или я тебе его сейчас знаешь куда засуну?
Я бежал к желобу со всех ног, но успел только к самой развязке.
На залитых кровью камнях лежал Лазаревич, не выпуская из рук копье. Эдик стоял над ним, сжимая в одной руке револьвер, а в другой — жестяной ящик с намытым нами за это время золотом. Видимо, Лазаревич тоже достал его — ящик был весь в крови. Эдуард отвлекся на меня, и Вольский кинулся ему в ноги, надеясь обезоружить. Грянул выстрел — и они оба рухнули на землю.
— Ну ты и скотина, Эдик — тихо проговорил Вольский, потом слегка приподнялся, ухватил с земли крупный камень и с размаху опустил его на голову парня.
— Дерьмово получилось, поручик, а? — Вольский понимал, что умирает. — Ну ты золото забери, вернись в Новый Свет и расскажи, как тут всё… Хотя кого я обманываю — они тебе не поверят. Припасы тут есть, может, если встанешь на лыжи — дойдешь до нашей территории? Ты пограничник, к тебе вопросов будет мало… А если золотишка подсыплешь кому надо — то и вообще вопросов никаких… Тут до Ларьегана верст сто пятьдесят — может и дойдешь, если через пещеры срежешь… Дальше — вверх по течению, где Янга в Ларьеган впадает — по Янге уже стоят синие мундиры… Последний рубеж, да? Не лучшее место, но явно предпочтительнее, чем повторно под суд идти — поселением не отделаешься.
Он немного отдышался, потом зашевелил рукой, как будто что-то искал — я понял и подал свою ладонь. Он сжал ее и, прежде чем закрыть глаза, проговорил:
— Эдик — скотина… Хотел с золотом сбежать… Вот из-за таких мы всё просрали, поручик, из-за таких скотов… Но есть другие, слышишь? Ты дойди до Янги — увидишь! Есть другие…
Я ушел не сразу. Сначала аккуратно прибрал желоба, лотки и прочую старательскую утварь в избушку, там же оставил припасы, которые не смог унести с собой. Проклятое золото сначала хотел выбросить — но потом подумал, что это будет просто глупо — там было не меньше десяти унций — огромные средства. Я взял с собой копье Лазаревича, револьвер, патроны, короткие охотничьи лыжи Кир Кирыча — снег должен был начаться со дня на день — и теплую одежду. Мои перспективы представлялись довольно мрачными — но и шансы выбраться имелись!
Три креста, о которых говорил старик, я увидел издалека — и как только сразу не обратил внимание, когда таскали из лагеря доски и другие материалы? На пригорке, на фоне белой скалы — сложно не заметить.
Попрыгав по камням, я пересек речушку и взобрался на возвышенность. Рядом с тремя могильными холмиками виднелось еще одно углубление — чуть больше по размеру. Подняв глаза на кресты, я прочитал надписи, нацарапанные стариком корявыми буквами на поперечинах.
ПРИНЦЕССА ТАТЬЯНА. ПРИНЦЕССА ОЛЬГА. ПРИНЦЕССА АНАСТАСИЯ.
Я еще раз глянул на углубление рядом с могилами и меня охватила нервная дрожь — я понял, КТО должен был лежать тут, в северной глуши, рядом со своими сестрами.
XVIII. ХОРОШИЕ ПАРНИ
— Ну всё, братишка, всё кончилось! Держись давай, нельзя помирать когда уже победил! Сейчас, сейчас до отряда доберемся — обогреешься, отпоим тебя, доктор у нас есть, опять же..
Я приоткрыл правый глаз — и увидел только серое небо и сыплющуюся из низких облаков снежную крупу. Приоткрыл левый — и тут же закрыл. Ну его к черту! Четыре синих шинели бежали на лыжах рядом с нартами, на которых возлежал я, грешный. Сил шевелиться не было — по ощущениям я подхватил суровую простуду, меня лихорадило и мышцы крутило адски. Не ходок я на лыжах, не ходок…