Порванная струна

Я весь напрягся: и тут речь идет о бумажке. Совершенно естественно было предположить, что говорят о том же самом факсе, который пришел в письме. Вот еще момент: тот факс-то принял племянник, значит, им выслали еще один, повторный. Колыванов узнал, что первый факс до него не дошел, сложил в уме два и два и вычислил племянника. Вот уж действительно, пострадал человек исключительно из-за собственной непроходимой тупости!

– Как можно откладывать? – вклинился Хомяк, пустив от волнения петуха. – Это такой ущерб!

– Ущерб, говоришь? – Старик снова как эхо повторил слова своего собеседника с издевательской теплотой. – Ты, мразь господня, об ущербе думай, когда дела свои делаешь! Не было бы прокола с твоей бумажкой – не было бы и проблем! А теперь тебе не об ущербе думать нужно, а о том, как шкуру свою драную спасти! Вон девку твою уже замочили – случайно думаешь? В нашей жизни случайностей не бывает, я в них не верю.

– Как думаете, «Пеликаны» руку приложили?

– Я не думаю, – усмехнулся невидимый Пал Палыч, – думать – это ненадежно. Я имею дело с фактами. Будут доказательства – будем знать точно. А сейчас думать – как на кофейной гуще гадать: может, «Пеликаны», а может, голуби сизокрылые… ты только пойми, сокол мой ясный: допросы с пристрастием, наблюдение, мокрые дела – это не по твоей части, а по моей. Ты в такие игры играть не умеешь и обязательно облажаешься… В общем, уже облажался. Мужика этого, мастера хренова, замочили небось?

– Замочили… – покаянно ответил Хомяк. – Он ведь вроде все сказал, больше был не нужен, а зачем нам такой свидетель… Да и потом, он после допроса все равно был не жилец…

– Кто жилец на этом свете, а кто не жилец – не тебе решать, голуба. Это Господь Бог решает… Ну и я, грешный. А твой номер – шестнадцатый, будешь много о себе воображать – доиграешься. В общем, уже и доигрался. Девку твою шлепнули, а бумажки нет как не было. И куда ты, гнида, побежал? К Пал Палычу побежал. Выручи, Пал Палыч, выручи, отец родной. – В голосе старика звучала наигранная дурашливая веселость, от которой мороз прошел по коже. – Ну, Пал Палыч, конечно, выручит, на то он и Пал Палыч, но тебе, голуба, это обойдется недешево. Теперь надо с твоим мастером разбираться, упокой Господи его душу грешную. Выходит, обманул он тебя, не раскололся на допросе?

– Да быть такого не может, Пал Палыч! Он кончался уже, не знаю, в чем душа держалась, не мог он врать в таком состоянии.

– Мог, не мог, а бумажки-то не нашли!

Я так внимательно прислушивался к тому, что происходило в соседней комнате, что пропустил шорох у себя за спиной и опомнился только от насмешливого мужского голоса:

– Опаньки! У нас тут, оказывается, гости!

Мгновенно развернувшись на своем неудобном насесте, я увидел направленный прямо мне в голову ствол пистолета Макарова и ухмыляющегося мужика под два метра ростом с соответствующей росту длинной лошадиной физиономией и вьющимися белыми, как лен, волосами. Судя по тому, как он держал пистолет, да и по всей его расслабленно-пружинистой осанке, я понял, что передо мной очень опасный противник, настоящий профессионал, и не стал делать никаких резких движений, тем более что в моем положении на узкой полке стеллажа это было совершенно бесполезно. Я молча уставился в бледно-голубые глаза противника, ожидая его действий.

– Ну что, я так понимаю, ты ошибся дверью? Думал, что здесь мужской туалет? – насмешливо осведомился Жеребец, как я мысленно его назвал. – А на стеллаж полез за туалетной бумагой?

Потом, не сводя с меня глаз и не опуская пистолета, он достал из кармана переговорное устройство и негромко сказал:

– Толик, в шестьсот одиннадцатом посторонние, пришли кого-нибудь из ребят.

Через полминуты дверь открылась, и в комнату вошел невысокий коренастый мужик с противными жидкими усиками. На пару с Жеребцом они вполне грамотно скрутили мне руки за спиной, надели наручники и вывели в коридор.

Действия этой парочки вызывали невольное уважение. Главное в профессионале – это осторожность. Вот, увидел этот Жеребец меня – такого маленького, тщедушного, совсем неопасного с виду. Дурак на его месте не сомневался бы в своих возможностях и не стал вызывать подмогу – сам справлюсь. А профи никогда не страдает самомнением и обязательно подстрахуется, потому что знает – погибнуть можно из-за ерунды и внешность бывает обманчива. Да просто на случайности можно сгореть. Сколько чемпионов по боксу и карате погибло от рук мелкой уличной шпаны!

Я, конечно, этой парочке даже не пробовал сопротивляться, только по всегдашней своей привычке ссутулился и скукожился, чтобы казаться еще безобиднее.

В коридоре они переговорили между собой вполголоса и втолкнули меня в ту самую соседнюю дверь, за которой болтали Хомяк с таинственным Пал Палычем.

За дверью оказалась маленькая приемная – примерно такая, в какую я попал первый раз, представившись курьером «Мелкосбыта». Такой же ковер, компьютер, только вместо секретарши сидел чувак с шеей как у бегемота, на которой едва не лопалась пудовая золотая цепь.