Сам городок особою красотой не блистал: рынок, магазины, две фабрики, рабочие предместья, многолюдье. Но все же, как и везде в Каталониб, – старина, искусство: готическая базилика Святой Девы с великолепным складнем XIV века, музей готики, за рекой монастырь Санта Кова, куда сам Игнатий Лойола приходил (в 1522 году) исповедоваться и писать в тиши богословский труд.
Молодые, гостеприимные супруги Голди предоставили будущим гениям по большой комнате, пригрели их, обласкали, накормили. Обустроив в Манресе свою штаб-квартиру, нетерпеливые гении устремились в окрестности – в живописный Сампедор с его романской церковью Вседержителя, к замку Мальсарены.
На привале они делали эскизы в блокнотах, Никола привез из поездки множество этих скупых набросков, которыми и приходится ныне довольствоваться добросовестным искусствоведам, которые ищут истоки шедевров. Никола, похоже, охотнее писал письма, чем рисовал. Во всяком случае писем до нас дошло больше, чем рисунков и акварелей той поры. Свое первое, вполне восторженное письмо из Испании Никола отправил своему учителю и покровителю профессору Вламинку:
«Дорогой месье де Вламинк,
Чудесная страна – эта Каталония, фрески Х-, XI-, XII-го, грандиозное религиозное искусство.
Всего Микель-Анжело отдам за распятие в музее в Вике. Видит Бог, есть о чем рассказать вам, но рассказать все просто невозможно. Отщипываю кусочки керамики в часовне XII века – роскошнейшей, чудо их чудес.
Нет, шутки в сторону, грандиозные художники эти каталонцы. Шалеешь от восторга в их музеях. Мой восторг не поддается описанию.
В Каталонию мы въехали уже затемно, когда цыгане разжигали костры близ дороги, и ветер разносил по полям сильный запах акации, и какой-то цыганенок пел у дороги. Все было сказочным…
Их богородицы – резные деревянные, полихромные и т.д. и т.д.
Фантастика.
Вдобавок я работаю до невозможности, а когда не хочется, делаю документальные зарисовки.
Жаль, что вас нет с нами, перо мое не поспевает за рассказом…
Меня сильно тянет на Балеары и я туда, наверно, отправлюсь.
Жизнь, месье, великолепна и совсем не дорога».
Где все эти рисунки и акварели, которые он пишет «до изнурения»? Были уничтожены позднее? Никогда не были написаны?
Лучше всех на свете знавшая Никола подруга его Жанин писала о сочетании в его характере амбиций и лени. Сколько еще пройдет годов, пока первые одержат верх? Вероятно, около десяти. Сколько еще неудач ждет его на пути ученья?
Отметьте, что ученик пишет профессору вполне на равных, как модернист модернисту: так что с великим Микельанжело они оба не слишком церемонятся.
Как и последующие письма Никола, это первое письмо свидетельствует о непрестанном, непроходящем возбуждении.
Комментируя отцовские письма полвека спустя, дочь художника Анна де Сталь, называла их все «юношескими» и предупреждала:
«Восторженность, порывистость, нежность и эта тяга к абсолютному навсегда останутся отличительными чертами его характера».
В конце июня художники покинули гостеприимных супругов Голди, пообещав еще вернуться. Уже через несколько дней, из Уэски, Никола прислал симпатичным молодым хозяевам подробное описание того, как они взбирались с велосипедами к знаменитому горному монастырю Монсера, как бродили по цыганскому кварталу Лериды, как потом плутали среди скал…
После проезда через Уэску, Памплону, Наварру, Арагон и Сантандер, после посещения множества кафедральных соборов, монастырей и дворцов Никола пишет восторженное письмо матери и в конце его обращается к отцу, настойчиво и трогательно заклиная его непременно побывать в этих краях: «Поистине чудесная страна».
Из Толедо Никола присылает профессору Жоржу Вламинку рассказ о посещении гротов Альтамиры, что в 35 километрах от Сантандера. Доисторические наскальные рисунки были обнаружены местным охотником в гротах Альтамиры лишь в середине XIX века. С тех пор находку эту успели прозвать «сикстинской капеллой наскального искусства». Из Толедо Никола отправляет новое письмо профессору Вламинку:
«Альтамира. Еще совсем темно. Звон ключей, скрип отворяемой двери, пытаются зажечь лампу и вдруг входим в огромный полутемный зал.
Это грот.
Пока глаза не привыкнут, трудно что-нибудь разглядеть. Но наконец сторожу удалось зажечь освещение. Чтобы разглядеть получше, я ложусь на землю.
Каменный потолок, нависающий над гротом, весь испещрен рисунками.
Исключительно красивы и цвет и линии. Кое-где выпуклость камня соответствует очертаниям нарисованного быка.
И чем дольше глядишь, тем отчетливей ощущаешь, что животные находятся в движенье.