Поселок

говорить своим коллегам майор, реакции ждать приходилось не долго. Да и теперь не

пришлось. Главврач и сестра с целлофановым мешком – вещами больного – на превышающей

скорости, с какой в медицинских покоях никогда не перемещаются, шли без оглядки

прямиком к двери. Доктор остановился возле Федора и демонстративно показал ладонью на

мешок.

– Хорошо, Владимир Максимович. У вас есть, где закрыть это на время нашего осмотра?

– Пойдемте. В прихожей шкаф вас устроит?

– Безусловно.

Они вошли вовнутрь. В прихожей на столе он вытрусил содержимое из мешка. Были

брюки и светлая рубашка в коричневую полоску с засученными рукавами. На воротнике –

кровь. В карманах брюк обнаружилось удостоверение копия в копию, как и Федора. В первую

секунду охватило недоумение. Но тут же с издевкой посмеялся над своей легковерностью:

сработал автоматизм привычки. Удостоверение было на имя Воловича Юрия Владимировича.

Существовал ли в Комитете работник с таким именем? Еще предстоит узнать.

91

Они зашли в палату. На функциональной кровати лежал под капельницей, с подключенным

аппаратом искусственного дыхания огромных габаритов с широким безобразно скроенным

лицом и глазами навыкате мужчина. В какой-то момент бесстрастному работнику

ответственного государственного учреждения стало не по себе. Если в своей работе Федор к

кому-либо и проникался сочувствием, жалостью, сердечным содроганием, то это дети. Чьи бы

они ни были. Дети – его слабость и нерв, обрыв которого приравнивался к собственной

жизни. В крутых обстоятельствах, если в оперативной ситуации оказывается замешана жизнь

ребенка, он мог бездумно натворить много глупостей. Но в какую-то секунду ему стало не по

себе: представил, какой должно быть страшной божьей карой для физически крепкого

молодого мужчины его уродливое лицо! Любить ему опасно было даже на расстоянии. Легче

было ему покончить с собой, чем открыться объекту своей безумной любви.

Федор Пантелеевич развернул удостоверение и сравнил «оригинал» с фотографией. При

такой оригинальности изображения трудно было ошибиться в идентичности. Оставалось

узнать, кого на самом деле потерпевший представлял.

– Он приходил в себя?

– Приходил на минуту, – Владимир Максимович с сожалением развел руками.

– Что-нибудь сказал?

– Промычал что-то похожее на просьбу никого к нему не подпускать. У меня даже

возникла грустная шутка, что инфекция, которую он в себе обозначил, слишком при смерти,

чтобы от нее заразиться.

– И, тем не менее, док, вам придется приложить всю имеющуюся у вас способность, чтобы

привести его в сознание. Его информация государственной важности.

– Я думаю, это будет не так трудно. Он спит. Ему ввели лекарство. Пуля вошла в

затылочную часть черепа, но не задела жизненно важные участки. Хотя опасно близка к ним.

Во всяком случае, память должна функционировать.

– Пуля?! – опешил Федор Пантелеевич. – Где эта пуля?

– Операция по изъятию рискованна. Ждем следователя из милиции. Мы туда послали

сообщение. Но ответа пока нет. Понятно, ситуация криминальная и мы пока что

поддерживаем искусственную жизнедеятельность организма. Ждем официальных

распоряжений. Он может умереть на операционном столе. Если будет устойчивое сознание,

заверимся еще одной его личной подписью на разрешение перед самой операцией. Так что…

– Ясно, Владимир Максимович. Спасибо. Сюда я сейчас вызову охрану. Мой оперативный

номер, – Федор дал визитку. – Мне нужно его сознание и память, док. Вот как нужно, – Федор

провел ладонью у горла. – Поэтому, как только он придет в себя, сообщите, не промедлив ни

минуты.

– Обязательно…

– Федор…

– Да, Федор Пантелеевич, сообщу. Но по всей вероятности лекарство закончит свое

действие через…

– Через два-три часа, Владимир Максимович, – подсказала сестра.

– Да. Так что может быть… Впрочем, не известно.

– Понятно. Вы намекаете, что мне лучше к этому времени быть здесь?

Владимир Максимович пожал плечами.

– Возможно, вы правы. Тогда с вашего разрешения, от куда я могу позвонить?

– Пойдемте, у меня в кабинете.

В трубке отозвался знакомый голос оператора.

92

– Это майор Лоухов. Зафиксируй адрес, Бабенко. Четвертая областная больница отделение

неотложной хирургии. Мне срочно человека и ему сменщика для охраны потерпевшего

Воловича Юрия Владимировича. Жду.

Когда вернулись в палату, больной лежал с открытыми глазами. Голова забинтована, одно

лишь лицо смотрело серо-желтым пятном на присутствующих. Владимир Максимович,

подошел, прощупал пульс больного.

– Как вы себя чувствуете, Юрий Владимирович?

Пострадавший не ответил, только опустил и приподнял веки.

– Сможете говорить?

Юрий Владимирович утвердительно наклонил голову и тут же сморщился от боли.

– Никаких шевелений, дорогой! Никаких. Можно говорить, но тихо. Без напряжений.

Владимир Максимович приспустил веки и посмотрел на Федора. Вяло, но внимательно

окинул его сверху донизу.

– Юрий Владимирович, вы меня слышите? – подступил Федор.

Мужчина попытался кивнуть головой, но снова скривился от боли.

– Вы не напрягайтесь. Если не можете говорить, манипулируйте глазами. Я вас пойму,

дружище, – успокоил его Федор.