Поселок

Когда они проснулись, погода была очень хорошей, и было далеко видно. Казик, прежде чем спускаться вниз, к своей работе, поточил нож, который уменьшился вдвое — так сточился, потом Марьяна помазала ему руки остатками мази — пальцы у Казика кровоточили и распухли, хорошо ещё, что прошёл укус. Казик пошёл на свой наблюдательный пункт смотреть в сторону, где должен был быть лагерь экспедиции. Он сидел там полчаса, но его никто не торопил, все и так понимали, что мальчик трудится больше остальных. Он смотрел, пока не увидел, как поднимается блестящий шарик — это Павлыш летел на вездеходе на тот берег озера. Теперь они не сомневались, что знают, куда идти.

Со второй верёвкой у Казика дело пошло быстрее. В тот день он смог проложить дорогу метров на пятьдесят. Работы осталось дня на два.

Те два дня прошли тоскливо и неинтересно. Марьяна часто ходила на наблюдательный пункт и ждала, когда что-нибудь поднимется над берегом озера. Она видела, как Павлыш с Клавдией полетели на тот берег озера — к золотой горе. Это было первое путешествие Клавдии по планете. Она была напряжена и оживилась, только когда увидела самородки, вымытые ручьём у горы, и толстые, как сверкающие канаты, золотые и кварцевые жилы. Павлыш тоже был поражён этим зрелищем. Ему захотелось выковать для Салли золотой браслет, только у него не было инструментов. Когда они вернулись, Клавдия заставила его дважды пройти дезинфекцию — Павлыш ворчал, его утешали только ветвистые самородки, которые он разложил вокруг и любовался ими. Полёт в горы снова пришлось отложить, а может быть, Павлыш подсознательно находил дела, чтобы отложить его. Полёт в горы был праздником, ёлкой, вокруг которой можно будет плясать. Но ведь после него снова наступят будни. К тому же он никак не мог остаться наедине с Салли. Клавдия не выпускала их из поля зрения. Салли к этой ситуации относилась с юмором, к тому же она любила Клавдию и не хотела расстраивать её.

Тут ещё подошёл день рождения Павлыша. Салли с Клавдией постарались на славу, соорудили такой праздничный стол с пирогом и свечами, что Павлыш был растроган.

* * *

А Казик через два дня наконец-то добрался до того места, где в пятидесяти метрах от земли стволы расходились пирамидой, отсюда уже можно было спуститься без верёвки.

Крикнув наверх, чтобы не беспокоились, он сполз на землю. Это было счастьем — иди куда хочешь. Земля мягкая, можно по ней кататься, бегать — и никуда не упадёшь. Казик побежал вокруг ствола, чтобы поискать мешок с пищей, сброшенный неделю назад при крушении шара, но не нашёл — то ли его кто-то утащил, то ли он потерялся в подлеске. Казик так отвык жить в лесу, что чуть было не попал в когти к шакалу, еле от него убежал. Убегать от шакалов Казик не любил, но что поделаешь, если от ножа остался лишь жалкий огрызок, таким даже шкуру шакалу не пропорешь. Казику удалось набрать грибов, и он принёс их наверх, на развилку.

На следующее утро они стали спускаться вниз.

Дик привязал верёвку наверху к стволу дерева, потом Марьяна, держась за верёвку и упираясь ногами в неглубокие ступеньки, спустилась до обломка сука и там остановилась. Казик был уже ниже, на следующей станции. Затем Дик отвязал верёвку и спустился по ступенькам к Марьяне. Отдохнув, Марьяна начала спускаться ниже, к Казику. Путешествие было очень медленным; Марьяна уставала, а отдых над пропастью мало помогал. С каждым метром её руки слабели, и ноги всё больше дрожали, она не признавалась в этом, но и так было ясно.

И тут ещё хлынул ливень. Струи дождя хлестали по рукам и по голове, норовя смыть людей-муравьишек с громадного ствола, и некуда было от них укрыться. Верёвка сразу набухла, стала тяжёлой, скользкой, ноги хуже держались на ступеньках.

Оставались ещё две станции.

Дик сверху кричал, чтобы Марьяна остановилась и не шла вниз, но ей невмочь было стоять, распластавшись под стегающими струями, которые грозили её смыть, и она стала спускаться дальше. Она миновала предпоследнюю станцию. Оставалось ещё метров тридцать-сорок, а там уже ствол расширялся и спускаться стало спокойнее. Казик, пока спускался на землю и снова поднимался, не успел приготовить верёвку, и Марьяна сползла без неё, нащупывая ногами ступеньки и прижимаясь исцарапанным животом к скользкой неровной коре.

Казик старался спускаться недалеко от неё, он боялся, что она сорвётся, хотя понимал, что, если так случится, ему её не уберечь. Но всё равно он держался поближе и подсказывал ей, куда ставить ногу.

И Марьяна добралась до того места, где ствол начал расширяться, и поняла это, потому что внизу уже была не пропасть, а крутой склон. И Казик тоже перевел дух: всё кончилось благополучно. Заслоняя глаза от дождя ладонью, он стал смотреть вверх, как там спускается Дик.

И в тот момент он услышал короткий, совсем негромкий крик — и мимо, задев его и чуть не утащив с собой, пролетела Марьяна. Вернее, она не пролетела, а скатилась по этому крутому склону, который был всё же крут настолько, что удержаться на нём не было возможности. Казик в ужасе смотрел, как её тело летит вниз.