Комарова шагала, крепко сжав губы. Изредка под ноги попадались небольшие камешки: она отбрасывала их, и камешки с тихим стуком откатывались к обочине. Несмотря на поздний час, было душно, и этот тихий стук и изредка – шуршание в траве были единственными звуками, раздававшимися в душной темноте. Даже поездов не было слышно, хотя они ходили и ночью – в основном товарняки, но проезжали и пустые электрички в обе стороны: в темноте можно было увидеть иногда силуэт одинокого пассажира в желтом прямоугольнике окна. Комаровой тоже хотелось бы так ехать – неизвестно куда, в пустой электричке, где для нее одной горит свет и для нее одной проходит по коридору между скамейками контролер в синей форме. Она прислушалась. Нет, на станции тихо. Вот ведь эта Ленка, сама шляется бог знает где допоздна, ищи-свищи ее по всему поселку, а потом – мать звону даст. Комарова не хуже ее знала, что даст, и ей достанется всяко больше, чем Ленке, потому что Комарова старшая. Она с силой пнула подвернувшийся камешек: он запрыгал по дороге и укатился в канаву.
– Ты чё, Кать?
– Ничего. Ты бы меньше по всему поселку болталась.
– Ну чё ты опять заладила… и совсем я не по всему поселку болтаюсь.
– Болтаешься, как беспризорная. – Комарова сплюнула. – Как будто дел у тебя нет.
– Отец Сергий сказал, чтобы мы не плевались.
– А ты не увиливай! – разозлилась Комарова.
– Ну, Ка-ать…
– Теперь вот – ну, Ка-ать… болтаешься… – она хотела сказать что-нибудь обидное, но ничего обидного в голову не приходило, и Комарова помолчала немного и добавила: – Через окно полезем.
– Прям с этим вот всем? – удивилась Ленка. – Да как?
– Уж как-нибудь.
– Да ладно, Кать… может, не надо, а?.. Ну Ка-ать… Ну пожа-алуйста…
Ленка боялась лазить через окно, потому что была слабее старшей сестры и ниже почти на голову, и когда прошлым летом они в первый раз решили лезть через окно, чтобы не попасться на глаза матери или бате, Ленка упала и разбила нос. Потом они пошли к колодцу, потихоньку, чтобы не звенеть цепью, подняли ведро воды и долго стояли, ежась от холода, и плескали ледяной водой Ленке на лицо, и Комарова осторожно ощупывала занемевшими пальцами ее нос; нос распух, и было непонятно, сломан он или нет, и только наутро выяснилось, что все-таки не сломан.
– Нет уж, надо, – твердо сказала Комарова и прибавила: – Ты не бойся, на этот раз не попадемся.
Ленка в ответ только цыкнула зубом: Комарова посмотрела на ее мелькавшие в темноте бледные ноги, на которых в свете фонарей становились видны свежие ссадины с запекшейся кровью. Что ей, правда, дома не сидится? Прошлым летом Ленка выпросила у дачницы Светки, приезжавшей каждый год к своей тетке и жившей через четыре дома от Комаровых, велосипед: за хорошие отметки в году родители купили Светке «Аиста» со светло-голубой рамой и ярко-оранжевыми катафотами на спицах. Как Ленке удалось уговорить Светку дать ей покататься, Комарова так и не поняла, но только Ленка, проехавшись по центральной дороге, свернула к реке и решила скатиться на велосипеде по уходящей вниз узкой тропинке, по которой обычно спускались к мосткам полоскать белье. Велосипед, разогнавшись на склоне, вылетел на длинные дощатые мостки, проехал по ним несколько метров и ухнул в воду вместе с Ленкой, отделавшейся испугом и разбитой о край мостков коленкой. Велосипед потом доставали поселковые мужики, но он как-то так неудачно застрял задним колесом под камнем, что мужики, дергая, переломали в колесе все спицы, и Светкина тетка бегала к комаровской матери и орала, чтобы Комаровы отдали за испорченный велосипед деньги, и что если не отдадут, то она заявит на них в милицию, но мать денег не отдала и пригрозила выцарапать Светкиной тетке глаза, если та снова явится со своим дурацким велосипедом. Ленке тогда от матери даже и не влетело: к ее разбитой ноге мать примотала бинтом капустный лист, чтобы не загноилось, и заставила несколько дней сидеть дома, а Ленка, когда нога только-только зажила, снова побежала искать на свою жопу приключений. Полезет теперь в окно как миленькая. Комарова снова сплюнула в темноту – больше не потому, что хотелось, а чтобы посильнее разозлиться на младшую сестру.
Днем она нашла Ленку в компании четверых ребят возле универмага рядом со станцией. Троих Комарова знала: это были Светка, Светкин парень Павлик, из поселковых, и Светкина подруга Лариска, которую Светка изредка ласково и красиво называла Ларой – длинная, нескладная, глупая и вся конопатая. Комаровы эту Лариску не любили и не задирали только потому, что она тоже была из местных, и ее злая крикливая мать могла, если что, поймать и отодрать за уши. Четвертый был незнакомый белобрысый мальчик чуть старше Комаровой – или он только казался старше из-за того, что был тощий и длинный, и одет был, несмотря на жару, в джинсы и рубашку с длинным рукавом. Все пятеро занимались рассматриванием вкладышей от жвачек и Комарову заметили не сразу.
– Ты чего тут забыла? – Комарова подошла к Ленке почти вплотную и дернула ее за рукав. – Опять от матери по жопе захотела? Утром тебе мало было?